Нежеланные часы

— Вообще-то сказала... — бормочет он в пивную бутылку.

— Гм, нет, она сказала, что я не хороший человек и она не хочет больше иметь со мной ничего общего.

— Другими словами, отвали. — Его средний палец салютует в воздух.

— Чувак, серьезно?

— Да. Это был ее способ порвать с тобой.

Я закатываю глаза к потолку.

— Мы даже не были вместе.

— О'кей, теперь вы действительно не вместе, поээээтому... — Оз тихо присвистывает, изучая свои ногти. — Отвали.

Он всегда такой невозможный?

— Это ты так споришь с Джеймс?

— Ага. — Он пожимает плечами.

У него нет стыда.

— Это чертовски раздражает.

— Но эффективно.

— Прекрати и помоги мне. — Я звучу жалобно, но отказываюсь просить.

— Ничем не могу помочь. Ты должен сам помочь себе.

— Я не ищу двенадцатишаговую программу, придурок, я пытаюсь... — я подыскиваю слова. — Я пытаюсь…

— Вернуть свою девочку?

Я хмурюсь.

— Когда ты так говоришь, это звучит так глупо.

Ублюдок ухмыляется и, скрестив руки на груди, прислоняется к кухонному столу.

— Только если ты придурок. И поээээтому…

Хороший аргумент.

— Ладно, так что же мне делать?

— Зависит от того, насколько ты серьезен. Я имею в виду, ты не можешь пройти через все эти усилия, чтобы извиниться и прочее дерьмо, а затем ничего не делать с этим.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, если ты собираешься пресмыкаться, то лучше выложись по полной. И, очевидно, верни все ее дерьмо, рюкзак и вещи. Встречайся с ней, ходи на свидания и все такое.

Я могу это сделать.

Я могу встречаться с ней и ходить на свидания.

Я думаю.

Я имею в виду, я никогда не делал этого раньше, но насколько это сложно?

— А что, если я в этом плох?

— Чувак, давай начистоту, ты будешь ужасным парнем. Хуже некуда. У тебя и так дерьмовое начало.

— Какого черта, Осборн?

Его руки поднимаются в знаке капитуляции.

— Эй! Ты сказал, что хочешь, чтобы я был честен, и я честен.

— Тебе это нравится, да?

— Чрезвычайно.

— А где Вайолет и Саммер? Я думал, они пойдут с нами. — Кайл пристегивает ремень.

— Не сегодня, приятель, извини.

— А почему бы нет?

Я тихо сижу, раздумывая, сказать ему правду или солгать. Это моя вина, что его маленького друга здесь нет, и бедный долбаный ребенок будет расстроен. И злится.

— Они не пойдут с нами к бейсбольным клеткам, потому что я козел.

Он бросает на меня косой осуждающий взгляд, прищурив свои маленькие глазки-бусинки.

— Ты же знаешь, что не должен ругаться. Это есть в своде правил.

В том, который я до сих пор не прочитал.

— Я знаю, знаю, но иногда не хватает слов, кроме ругательств, чтобы донести свою мысль.

Он обдумывает, протирая подбородок, как будто он трет бороду.

— Правда.

— Во всяком случае, Вайолет злится. Я задел ее чувства, потому что я тупица, так что я не думаю, что мы увидим ее или Саммер какое-то время. Пока я что-нибудь не придумаю.

— Что случилось?

— Я не был добр к ней перед друзьями. Ей стало грустно.

Он с отвращением морщится.

— Зачем ты это сделал? Я думал, вы друзья.

— Не знаю, наверное, потому что я идиот, помнишь? Кажется, я испугался.

Признание этого вслух делает все еще хуже, потому что, очевидно, чем больше я занимаюсь самоанализом, тем больше я убеждаюсь, что на самом деле я просто гигантская киска, а не задира, как я изначально думал.

Это отрезвляет.

— Моя мама говорит, что у тебя явно синдром покинутого ребенка, — говорит Кайл так небрежно, что я не знаю, как ответить. — Эй, Зик!

— Да, приятель?

— Что такое синдром покинутого ребенка?

Мои руки сжимают руль, пока я обдумываю ответ.

— Это значит... что, человек думает, что если он будет держать свое сердце закрытым, то никто в его жизни не сможет бросить или отвергнуть его.

Я оттарабанил определение, которое прочитал в Википедии только вчера вечером, после того, на кухне поболтал с Озом, когда он сказал мне, что у меня проблемы.

Проблемы, связанные с отказом, как правило, неправильны, – говорится в одной статье. Попросту говоря, заброшенность — это, по сути, сердце, которое было закрыто. Разбитое сердце.

— Что значит закрытое сердце? — невинно хочет знать Кайл, и теперь я сожалею, что начал этот гребаный разговор.

— Это значит... — я задумываюсь. — Это значит не впускать людей в свою жизнь, например, не говорить им всякого дерьма. Не узнавать людей, даже если ты с ними тусуешься.

— Ты это делаешь?

Я? О да.

— Да.

— Почему? Это из-за того, что твои родители отстой?

Я смеюсь над его неожиданным выбором слов.

— Да, думаю, что да. Помнишь, я говорил тебе, что их никогда не было рядом? И все еще нет?

Он кивает.

— Ну, я очень скучал по ним, когда был маленьким. Я много плакал, и люди, которые заботились обо мне, очень злились и много кричали, что заставляло меня плакать еще больше, а все, чего я хотел, это чтобы мои мама и папа вернулись домой.

Но это случалось редко.

— У тебя был дом?

— Много, — признаю я. — Но я жил с тетями и дядями. Когда мои родители были дома на Пасху, мы отправились во Флориду, и я играл в океане, пока они сидели на пляже.