Нежизнеспособный

Однако, в историю, кою он рассказал, поверить было сложно: «Я и ещё два человека в тайне покинули страну, дабы лично увидеть, что же там за горизонтом, где пропадают люди и где обрывается всяческая связь со внешним миром. Когда мы поняли, что ушли очень далеко, мне стало страшно, я словно проснулся и понял, что мы умрём и я больше не увижу семьи, сердце сжалось и я попросил Марфу, сидевшую за рулём, выпустить меня, я бы и сам дошёл. Она конечно мне отказала. Уже было поздно поворачивать назад. И тогда я сам выпрыгнул из нашего грузовика, а после меня парализовало, я не мог и шевельнуться. Они подняли меня и посадили в машину. Тогда паралич отступил. То же было каждый раз, когда кто-то из нас порывался свернуть с пути, не то что бы просто развернуться – мы не могли даже изменять маршрут. Так было пока нас не встретил странный человек в золотой одежде на манер боярина и без безымянного пальца на правой руке. Я подумал, что то был местный отшельник, или кто-то из выживших… Однако он представился как “Царь” и показал путь до старого промежуточного пункта, с красивыми, белыми стенами. Там нас заперли, и мы ждали, сами не зная чего. Было не плохо, нас накормили и дали красивую одежду, было просторно и светло. К слову сказать, было очень чисто и безлюдно. Не считая пары прислуг. Так вот на утро нас вызвали к царю на поклон, но ему вечно что-то в нас не нравилось, он возмущался нашим видом, но благодарил за встречу. Его злил цвет глаз Марфы, но он одаривал нас золотом, а к вечеру… он… Убил их. Марфу и Ивана. Это было так ужасно, что меня и сейчас начинает тошнить. И эти раны я получил тогда же.

Меня он отпустил и сказал передать благодарность за жертву, но ему этого мало и если к нему не будут присылать людей, то он снова истребит какой-нибудь город по своему предпочтению».

Виктор выслушал всё. Поднялся и вышел прочь. Коридоры и повороты здания, в котором он наловчился ходить, почти не следя за дорогой, летели быстро и бессмысленно. Время растягивалось и оставалось разве что придумывать, как тихо прикрыть весь шум, что может подняться. «Никто в эту сказку бы не поверил, не будь он первым выжившим человеком за почти четыре года… То, что он явился скрыть сложно, слишком много людей уже его видело, не то что бы не заткнуть, но ещё же отчёт перед союзниками. Наверняка же зафиксировали, активность на границе… Как там Андрей говорил? Правда всегда лучше? Слушаться совета убийцы, посаженного за решётку? Ну так не убить же мальца теперь… Или… Допустим, я передам его случай огласке, что дальше? Поднимется энтузиазм у людей, ведь он первый такой, не началась ли у нас белая полоса? Бредни его всё испортят, заставить его молчать? А ежели проболтается? Может даже выдумал это, с ума сошёл. Да вот только сам же ему верю от чего-то».

Так или иначе, решение принимать мистер «Я лучше знаю» один не мог на то у него было двое коллег, что вынужденные бросить свои дела пришли в кабинет к Виктору. И, к сожалению, проще не стало. Дядь Миша заявился с уверенностью в необходимости убить ребёнка и не раскрывать случившегося даже на внутриправительственнном уровне, а Коленька же, сияя надеждой на лучшее, уговаривал на полную открытость. Оба на перебой повторяли всё то же, что предлагал аргументами Витя в бессмысленном диалоге сам с собой некоторым временем ранее. И обессиленно разлёгшись в своём кожаном кресле он огласил свою решающую позицию: «Вызовем психиатра, пусть для вида с мелким поболтает, но в карту запишет, что он не вменяемый, совсем поехал и всё в этом роде. Упрячем в Кувшиново, в комнату с мягкими стенами. Откуда уже его слова, уже не будут ничего значить».

Так и случилось. Новости, ожидаемо, привели человечество в замешательство и появилось много спекуляций относительно того, как и что произошло в пустыне. Однако, замалчивая детали, и правильными и не очень честными путями продвигая нужные слова, России удалось поднять дух веры в светлое будущее. Хотя бы в головах обычных людей. Мать с отцом Максима тяжело переживали случившееся. А мальчик, по одному лишь прощальному взгляду Виктора в холле РОИПиИП`а понял в чём теперь состоит его роль и тоскливо с улыбкой продолжил спектакль. Его истерзанное шрамами лицо, что, казалось, покрылось мелкими морщинками от губительных для молодости кожи солнечных лучей в таком юном возрасте, изображало нелепые эмоции переменно с апатией, а с губ слетала наглая ложь, глупый смех и полный вздор. «Я понял вас».

Подготовка к будущим путешествиям не изменилась по срокам, однако в курс добавилась работа с психологами и уроки управления своим состоянием. Ровно через месяц Виктор проснулся от мерзкого, доводящего до лютой ненависти звука. И нет не будильника, а от родного мобильного звонка. Недовольно он взял телефон и полный гнева швырнул о стену, оставляя скол на корпусе девайса. Минутная тишина и второй звонок уже из-под кровати.

– Блять – бросил парень – кому чо надо с самого сраннего сранья?!