— Может быть, позже. — Молчанов глянул на меня. — Он импульсивный человек. Боюсь, наломает дров, а потом будет жалеть. Вы поговорите, когда ты будешь к этому готова и когда он успокоится. Отмена свадьбы — еще не конец света.
Я смотрела на его профиль и таяла от любви. Мой мужчина. Красивый, сильный, ответственный, любящий, сексуальный. Мой Молчанов. Только мой.
— А мы с тобой поженимся?
Его губы растянулись в озорной улыбке:
— Слушай, я могу арендовать частный самолетик, Сессну какую-нибудь — она по размерам не больше этого джипа. Слетаем в Лас-Вегас, если тебе хочется. Устроим свадьбу в городе грехов.
— Как самые настоящие грешники?
Он протянул руку и потрепал меня по колену:
— Мы не грешники, Аня. Мы просто полюбили друг друга в сложных обстоятельствах. Так бывает. Это не значит, что мы плохие люди, и нас нужно наказывать.
Меня поражало, как спокойно он об этом говорил. До того, как он принял решение расстаться с Машей, он так же спокойно меня отвергал. А теперь он вел себя так, словно у него с души свалился тяжелый груз. Он осознавал, что сделает больно дорогим для него людям, но это было честнее, чем создавать семьи, а потом изменять супругам. А в том, что мы бы изменяли Кириллу и Маше, мы оба не сомневались. То, что пылало между нами, так просто не затушить. Мы пытались.
Я вздохнула:
— Если без шуток, то я не хочу выходить замуж в Лас-Вегасе. Я все понимаю: свадебная столица мира, часовня, где женился Элвис, красивые фотографии и легенда для внуков. Но меня это не привлекает. Пускай моя свадьба будет не такой эпичной — главное, чтобы дедушка был со мной.
Молчанов улучил момент и поцеловал меня в губы:
— Так и будет, любовь моя. Все, что захочешь…
В гостиной пахло дорогими французскими духами. На малиновом диване с кожаными подлокотниками сидела румяная Маша. Слева от нее примостилась Светлана — в умопомрачительном платье с люрексом, а справа — взволнованный Олег. Кирилл стоял позади дивана, улыбаясь во все тридцать два зуба.
— Паша, Аня, подойдите! — воскликнула Маша, увидев нас на пороге.
Ее голос звучал так благоговейно, на грани восторга и слез, что я подбежала и присела у ее ног:
— Что случилось?
Она взяла мою руку и приложила к животу.
— Чувствуешь?
Я замерла и ощутила легкий толчок прямо в ладонь. Я испуганно отдернула руку, а Маша заливисто засмеялась:
— Не бойся, это наша Анютка толкается. Резвая девочка. Паша, иди сюда.
Он подошел, Маша потянула его к себе:
— Послушай, первые толчки. Это такое чудо, такое нереальное счастье…
Тихие быстрые слезы потекли по ее щекам, она небрежно их смахнула, и одна слезинка упала мне на руку. Обожгла до мяса, как расплавленный металл.
Как же больно!
Молчанов присел рядом со мной, — Олег так и не уступил ему место рядом с Машей, — и приложил руку к животу. Его лицо исказилось в гримасе боли и радости, страдания и любви. Он спросил, запинаясь:
— Ты сказала… «Анютка»?
— Ну да! Мы с мамой ходили сегодня на маникюр и педикюр. Сидели там, болтали с мастером, и вдруг мне в голову пришла замечательная идея: а почему бы не назвать нашу дочку Анютой? В честь Анечки, конечно. Это чудесное имя: простое, нежное, библейское, к тому же прекрасно подходит к отчеству и фамилии. Анна Павловна Молчанова. Скажи, красиво звучит?
Анна Павловна Молчанова.
Анна Павлова-Молчанова.
Я не выдержала и, глотая слезы, отняла руку от живота, где толкалась моя крошечная тезка. Молчанов криво улыбнулся Маше:
— Красиво.
Потом посмотрел на меня, и я чуть заметно покачала головой. Он побледнел, на скулах вздулись желваки, и я услышала, как он скрипнул зубами. Я подавила рвущийся из горла всхлип и еще раз качнула головой, более настойчиво. Это означало — «нет».
Нет нашему плану.
— Девочки, ну что вы все рыдаете, как маленькие? — жалобно спросила Светлана, выуживая из золотого клатча бумажный платочек и осторожно промакивая накрашенные ресницы. — Врач сказал: запрещено волноваться, плакать и испытывать негативные эмоции. Нужно беречь себя!
— Так я же от счастья, мама, — проговорила Маша.
— Все равно не надо! Ребеночку это не на пользу. Все, пойдемте пить чай с тульскими пряниками! Я специально заехала в русский магазин и купила настоящих русских пряников. — Она поднялась и замахала руками на Кирилла, Олега и Пашу: — А вам, ребята, пора ехать, ваши цыпочки вас заждались. Папа уже там, Саша там, бодигарды там. Собирайтесь — и гоу на мальчишник!
Молчанов показал мне глазами на патио.
Я ловко уклонилась от объятий Кирилла — «Где вы так долго пропадали? Что еще за сюрприз? Надеюсь, приятный?» — и закрылась в ванной. Умылась холодной водой, вытерла сопли и приняла решение — единственное, которое не делало меня монстром в собственных глазах.
Вышла во дворик: пусто. У бассейна тоже никого не было. Из дома раздавались голоса Кирилла и Светланы. Они так громко и экспрессивно обсуждали планы на завтра, что было непонятно, ругаются они или шутят. Горячая южная кровь. Я прошла вдоль дома и завернула за угол, к небольшой пристройке с тренажерами. И тут же попала в руки Молчанова:
— Что случилось, Аня? — прошептал он и притиснул меня к стене.