Нежна и опасна

Тело тут же откликнулось. Оно не забыло наслаждение, пережитое два часа назад. Кровь еще бурлила. Я уперлась ладонями в твердую грудь под белой рубашкой:

— Паша, не говори ничего Маше. Она сейчас такая уязвимая. Я не прощу себе, если с ней что-нибудь случится, и ты тоже не простишь. Мы возненавидим друг друга. Потом… когда-нибудь… скажешь.

— Когда потом? Завтра свадьба.

— Я не знаю… — я сглотнула комок в горле и выдавила: — Не надо ничего ей говорить — это жестоко и неправильно. Сейчас самое главное — ребенок. Дай ему спокойно появиться на свет.

— Ты предлагаешь мне жениться? Серьезно?

Другого выхода не было. Бросить беременную невесту у алтаря — это за гранью добра и зла. Почему я не подумала об этом раньше? Куда делись мои мозги и моя чуйка? Мне казалось, все будет легко и просто — или нелегко и непросто, но хотя бы не так убийственно! А когда я увидела Машу, погруженную в хрупкое материнское счастье, когда увидела ее слезы и беззащитность, на меня обрушилось осознание подлости моего поведения.

Я была бесконечно перед ней виновата.

Она меня поддержала, окружила теплом и приняла в семью, а я нагадила ей в душу — из эгоизма, легкомыслия и похоти. И Молчанова я подвела! Я его соблазнила. Он сопротивлялся сколько мог, но я загнала его в ловушку своей безрассудной и безжалостной любви. А теперь я должна открыть двери и выпустить его из плена. Выгнать, если он не захочет уходить по доброй воле.

— Женись, — прошептала я.

Он поднял мою голову:

— Это невозможно, ты же знаешь.

— Еще сегодня утром ты собирался это сделать. Считай, что между нами ничего не было. Мы ошиблись, Паша. Нет, это я ошиблась, а ты был прав! На чужом несчастье…

— Аня, Аня, — перебил Молчанов, — Маша не заслуживает такого унижения. Я слишком ее уважаю, чтобы жениться из чувства долга. Я и так себя ненавижу. Я думал, что поступаю как порядочный человек, а на самом деле вел себя как мудак — с Машей, с Кириллом, с тобой…

В его голосе было столько презрения к себе, что сердце у меня сжалось. Он тоже себя казнил! Страшно представить, что с ним будет, если он расстанется с Машей, а она потеряет ребенка. Нельзя этого допустить.

— Нет, Паша, ты порядочный человек, но ты сам сказал: сложные обстоятельства, так бывает. Другого варианта нет. Иногда долг важнее любви. Ты не можешь бросить Машу…

Мой голос сорвался, Молчанов прижал меня к себе. Я выставила локти, чтобы удержаться от объятия, в котором нуждалась больше всего. Он понял, что я настроена категорически, спросил чужим голосом:

— Ты хочешь, что я бросил тебя?

— Да.

— А ты выйдешь замуж за Кирилла?

На этот вопрос я знала ответ:

— Нет. Я уйду от него, когда мы вернемся в Питер. А завтра что-нибудь придумаю, свадьбы не будет. Мы не поедем с вами в Лас-Вегас, это… лишнее. А ты постарайся наладить отношения с Машей. Еще недавно у вас было все хорошо.

— У нас давно не все хорошо.

— Все равно постарайся. Делай что должен, и будь что будет, — произнесла я самую унылую и пессимистичную фразу.

Он бережно провел руками по спине — от шеи, вдоль лопаток и до поясницы. Я непроизвольно задрожала. Он спросил, касаясь губами уха, словно целуя в последний раз:

— Это твое окончательное решение?

— Да, — вымолвила я, стараясь удержать подступающие слезы.

— Ради Маши?

— Ради Ани Молчановой. — Я больше не могла терпеть эту муку: — Иди, Паша, тебя ждут. И прости меня, если сможешь…

50. Пройденный этап

Я ревела в ванной, включив воду, чтобы ни Светлана, ни Маша не услышали моих всхлипов. Мне хотелось постучать головой об стену, чтобы уж наверняка выбить из нее всю дурь. Или дурь сидела не в голове?

Мне было нестерпимо стыдно перед Машей за то, что я переспала с ее женихом. Да, я послушала свое сердце, да, настоящая любовь все оправдывает, но почему же чувство стыда выжигало меня изнутри? Почему моя вина перед ней казалась такой безмерной, что хотелось выть от отчаяния?

Нам с Молчановым не стоило переступать последнюю грань. Мы должны были остаться людьми, а не превращаться в животных.

Но как мы могли устоять? Наша любовь изначально расцвела на страсти, и у нее не было иных причин, кроме жгучего и безрассудного влечения друг к другу. Это потом появились уважение, восхищение, доверие и душевная близость. Но главное — всепоглощающая телесная потребность слиться воедино. Время пришло — и мы упали в объятия друг друга. Это могло случиться раньше — например, в больнице, когда он зашел узнать, почему я отвергаю Кирилла. Это могло случиться позже — например, через пять лет, когда мы оба были бы семейными людьми. Этого бы не случилось только в одном случае: если бы мы не отрицали своих чувств и не пытались их подавить, а спокойно поговорили и нашли достойный выход из сложной ситуации. Я верила, что выход возможен, — для тех, кто умеет думать головой.

А теперь я никогда не смогу посмотреть ей в глаза.