Нежна и опасна

Его нетерпеливые руки комкали платье, задирали подол и спускали бретельки с плеч. Он раздевал меня, не прерывая поцелуй, а я сделала то, что хотела сделать давно, — едва ли не с момента знакомства. То, что хотела, но не посмела сделать в Северных Дюнах, когда он зажал меня в туалете. То, что хотела, но не посмела сделать в прихожей, когда он взглядом признался, что пойдет за мной на край земли. То, что хотела, — и делала! — с купленными шведскими боксерами, воображая их надетыми на мужчину моей мечты. Я просунула руку между нашими сплетенными телами и положила ее на ширинку. Обхватила пальцами тугую возбужденную плоть и замерла от осознания, что Молчанов меня хочет, что он любит меня, что он выбрал меня душой и телом, — и это никому не изменить.

С коротким стоном он оторвался от моих губ и приподнялся. Несколько секунд мы пьяно смотрели друг на друга, а потом лихорадочно принялись избавляться от одежды. Я содрала с него футболку, покрывая поцелуями широкую грудь и скользя пальцами вдоль «дьявольской» дорожки, сводившей меня с ума. Он нашел и расстегнул молнию на платье, снял с меня босоножки и стащил трусики. Я заметила влажное пятно на тонкой ткани, и Молчанов тоже его заметил. Мы кинулись в объятия друг другу, как изголодавшиеся звери. Я притянула его к себе и бесстыдно раздвинула ноги — так широко, как могла. Я извивалась под ним, поскуливая от нетерпения и сгорая от страсти. Между ног все набухло и пульсировало. Молчанов склонился надо мной, подхватил под коленки и толкнулся вперед. Его член скользнул внутрь одним долгим, плавным, невыносимо возбуждающим движением — и это первое проникновение было таким острым и чувственным, что мы оба застонали.

— Еще, еще, — вырвалось у меня, — не останавливайся…

Меня уносило, смывало волной в океан наслаждения, и я доверилась этой силе, которая была смелее и мудрее меня.

— Еще? — хрипло спросил он, поддавая бедрами навстречу моему жаждущему телу.

— Еще, Паша… Сильнее…

Он трахал меня уверенно и неумолимо, словно точно знал, что мне нужно. Я слышала влажные шлепки, чувствовала жар его дыхания и гладкую твердость члена. Я принимала его глубокие размашистые удары, с изумлением и восторгом ощущая, как они рождают во мне предвкушение неминуемой разрядки. И, даже не имея опыта, я знала, что остановить это уже нельзя.

Я кончу.

— Еще? Тебе нужно еще? Анька, что ж ты со мной делаешь…

— Паша, Паша, Паша, Паша…

Пальцы на ногах непроизвольно поджались. Меня согнуло в судороге. Я скрестила ступни на его пояснице, уткнулась лицом в грудь и закричала от нестерпимого наслаждения. Мышцы, о существовании которых я и не подозревала, сократились в сладостном спазме — длинном и мощном. Потом на секунду расслабились. И снова сжались. И снова. Много раз подряд — так восхитительно долго, что я охрипла от криков. В изнеможении я вытянулась на скомканном одеяле. Колени ослабели и соскользнули с бедер Молчанова, я больше не контролировала свое тело. Из него словно вытащили все кости.

Молчанов подтянул меня к себе и в несколько сильных яростных толчков достиг оргазма. Упал на меня обессиленный, опустошенный, родной и бесконечно любимый. А главное — мой.

Отныне и навсегда.

49. Анна Молчанова

Дергаясь в бесконечных автомобильных пробках, мы приближались к Вествуду и белой гасиенде, где нас наверняка заждались. Внезапно я вспомнила о тестах на беременность:

— Мы забыли заехать в аптеку!

Молчанов ответил:

— Зачем? Какая теперь разница?

— А если я беременна?

— Мне все равно, Аня. Это, конечно, осложнит твое расставание с Кириллом, но для нас это ничего не изменит. Не нервничай, ладно? Я сам с ним поговорю.

Я сжалась на сиденье. Молчанов собирался поговорить с Машей, а после нее — с Кириллом. Будь у нас в запасе чуть больше времени, мы бы расстались с нашими партнерами не так резко, но тянуть было некуда. Завтра — свадьбы.

— Пока я буду с ним общаться, собери вещи, документы и жди меня в машине. Мы поедем ночевать в отель, а завтра улетим в Москву или Питер.

Я сцепила пальцы.

— Что ты им скажешь?

— Правду, Аня. Я не знаю, что тут можно соврать. Если бы я один захотел расстаться с Машей, то можно было что-нибудь придумать, как-то смягчить информацию, но ты ведь тоже разрываешь отношения. Странно будет, если мы уедем в отель и никому ничего не объясним. Они заслуживают правды.

Мне стало больно, когда я представила горе Маши и разочарование Кирилла.

— И в чем правда, Паша?

— В том, что между нами возникли чувства, и нам нужно время, чтобы в них разобраться.

Я поняла, что именно эту фразу он и произнесет. Дважды. Наверное, он придумал ее заранее — когда вез меня в «Дом мечты». Он уже тогда знал, что возврата не будет, что переспав со мной, он не сможет меня оставить.

— А мне нужно с ними поговорить? — спросила я. — Не с Машей, у меня не хватит духа посмотреть ей в глаза, но хотя бы с Кириллом? Я думаю, так будет правильно.