Нежная ночь Ривьеры

– Был такой хитрованистый сын фермера Поль Ру. Он мечтал тусоваться со знаменитостями, а жил в глуши. Тогда он взял денежки у папаши и открыл таверну «Золотая голубка». Созвал художников. А так как платить им было нечем, сказал: рассчитывайтесь картинами. Те и рады. Художники, как голуби: где им насыпят корм, туда и слетаются. Соседи над Ру ржали, а «Голубка» и правда оказалась золотая. Теперь эти работы стоят мильоны. Один раз их даже отсюда украли. Но некоторые до сих пор висят в таверне. Так пишут в путеводителях.

– Врут! – сказала Машка.

Мы вышли на забитую народом центральную улочку, похожую на базарный ряд. Все было заставлено прилавками с вышивкой, сувенирами, открытками, а витрины арт-галерей предлагали подлинные работы Шагала и Пикассо. По крайней мере, я так решила, поглядев на цены. Городок беззастенчиво зарабатывал на славе когда-то нищих художников.

Галерея Алисы затесалась в конце улочки между ювелирной лавкой и ресторанчиком.

За прилавком среди полотен с кляксами, инсталляций в виде скрученной проволоки и подвешенного к потолку пластикового биг-мака с отпечатком чьих-то зубов скучала миловидная девушка в золотых кудряшках.

– Где Алиса? – спросила Катя.

– В мастерской. Работает, – лениво кивнула продавщица на дверь за своей спиной. – Сказала – не беспокоить.

– Ничего, мы спокойные, – толкнула дверь Катя.

Мы шагнули за ней – и я вздрогнула. Прямо на меня смотрела жопа мира. В прямом смысле: огромный торс глиняной женщины, изваянной только ниже пояса, был повернут к нам задом. Вместо ягодиц круглились два полушария глобуса Земли. В самом интересном месте, где они соединялись, кусочек краски облупился. Алиса стояла рядом с кисточкой в руке.

– Вы как вошли? – вздрогнула она. И крикнула в открытую дверь: – Гала, я же велела никого не пускать! Ты вызвала мастера, чтобы починить замок?

– Да ладно, мы свои! – хмыкнула Катя. – Никому не скажем, что ты дорисовываешь чужой шедевр.

– Этот долбаный художник – просто жлоб! Бабла за свои творения хочет немеряно, а на красках экономит. Что мне, каждый раз, когда они осыпаются, его сюда из Швейцарии вызывать? – пробурчала Алиса.

– И сколько стоит это произведение? – поинтересовалась Машка.

– Дорого. Вам не по карману.

– Обидно. У меня двоюродный племянник никак географию не выучит. Может, по заднице дело бы легче пошло. А вот это? – ткнула Машка в картину на мольберте.

Среди гипсовых оторванных рук, причудливых груд металлолома и размазанного по холсту яичного желтка это было единственное приличное полотно: распахнутое в сад окно с нежной занавеской и стоящий на подоконнике тонкий, изящный подсвечник в виде лиры.

– Не продается! – вдруг смутилась Алиса и отвернула картину к стене.

– Это она сама рисует, – пояснила Катя. – В стиле упаднической ретрухи. Стыдно, мать! Как какой-нибудь, прости господи, Коровин.

– Хватит трепаться. Работать будем? – сверкнула Алиса оливковыми глазами.

Катя обернулась к нам:

– Девчонки, я полчасика поснимаю. Тут еще Длинный должен подскочить, приволочь какую-то статуэтку, чтобы я сфоткала, будто она выставлена в галерее.

– Длинный уже был, – пробурчала Алиса. – Вон твоя статуэтка, бери и фоткай.

– А нас чего не дождался?

– Сказал – ты к нему пристаешь с неприличными предложениями.

– Бабла побольше за съемку попросила – чего тут неприличного? – возмутилась Катя.

– Да ладно. Шучу. Клиент ему какой-то позвонил.

– Короче, девчонки, идите, пока погуляйте, – разрешила нам Катя. – Улица главная одна, не заблудитесь. Если что – звякните. Окей?

И мы радостно вывалили из храма расчлененного искусства.

* * *

Первые секунды не могли дышать: воздух обжигал горло.

Улочка опустела: туристы спрятались от палящих лучей под тенты кафе.

– Может, в «Золотую голубку»? – повернулась ко мне Машка.

Я закивала. Самое время осмотреть что-нибудь в теньке, запивая холодненьким винцом.

– Вот, адрес «Голубки»! – кивнула она на карту в своем телефоне. – Нам направо!

И нырнула в глубь старинных узких улочек. Я последовала за ней.

Несколько минут Машка шла молча. Я уже начала тревожиться, как она сказала:

– Мы можем исключить только Гусыню.

– В смысле? – пропыхтела я.

– Ей не было смысла красть у себя ожерелье, а потом убивать кого-то у себя же дома. Но в этой компашке точно есть члены банды.

– Маша! Мы можем хоть раз в виде исключения оставить банду в покое?

– Они первые начали. Нет, я эту Розовую пантеру разъясню. Как там пишут? Вхожи в высшее общество, обаятельны, артистичны… Получается – Поль?

– Ну конечно! Поль! Кто же еще! Ма-ша! Если мужчина не падает замертво от твоей красоты, это еще не значит, что он матерый преступник! Кстати, куда поворачивать? – пробурчала я: сразу три узкие улочки змейками расползались в разные стороны.

– Сейчас гляну! – Машка поднесла к глазам телефон. Интернет глюкнул и исчез.

Мы остались на перепутье в каменных джунглях. Духота, захлопнутые наглухо окна, линялое разноцветное белье, развешанное на веревках над головами, как сигнальные флаги кораблей. И ни одного прохожего.