Нежная помощница для сурового врача

– Вот-вот! – показав красивые белые зубы в ослепительной улыбке, подтвердила Оксанка. Она внимательно посмотрела на меня и покрепче сжала чашку с зеленым чаем в руках. – Варька, ты вообще с ним поосторожнее! Девки у него в постели крутятся типа Алины-секретарши снизу, но охаживает он тех, кто так просто к нему в постель не прыгнет – для него это забава такая. Он тот ещё сердцеед. Два раза в разводе, кстати.

– Да, до спокойных и воспитанных он доделистый… – подтвердила Любаша. – Он хороших девочек, так скажем, портить любит…

– А Волков? – вдруг спросила я, слыша себя как будто бы со стороны.

Никогда бы не решилась, а тут!

– Что Волков? – одновременно спросили девочки.

Я опустила взгляд.

– Ну? Он не женат, все вокруг него вертятся, а он злой такой. И бабы его бесят. – Я пожала плечами. – Может, он гей вообще?

Любаша прыснула, Оксанка захохотала.

– Ой, Варька, – отсмеявшись, сказала она. – Классная ты. Не гей он, солнышко. Просто тип такой, говнистый. Он женат же был.

– Был? Женат? – у меня лицо так вытянулось, что девочки разом закивали.

– Да, был. Они в разводе год уже, – сказала Люба.

– Ты бы её видела, – добавила Оксана и закатила глаза. – Такая цаца. Красотка, длинноногая, вся в шубах-брюлях, но стервааа…. Она тут такие скандалы приходила, закатывала…Жуть!

– Да, нам всем так Дмитрия Романовича жалко было… И это с его суровым характером-то!

– А дети? – спросила я, рассматривая трещинки на столешнице.

– Нет, детей у них нет. Они в браке года четыре прожили, – сказала Оксанка, коротко пожав плечами. – Уж не знаю, почему не сложилось. Но Волков молодой ещё, чего ему. Тридцать шесть лет – вся жизнь только начинается…

– Ага, – скептически покивала Люба. – Только что-то он не торопится никуда.

– Может, после стервы своей и не торопится, – тихо добавила я и посмотрела на коллег. – Нам пора, девчонки, а мне вообще к Волкову сейчас…

– Да, точно! – спохватилась Оксанка. – Идём скорее…

***

Мы поднялись на этаж,  и я посмотрела на часы. Уже без пяти три. Что ж, да-да, пора идти к Волкову. Внутри затрепетало, волнение скользкой змеей проползло где-то в животе и сжало внутренности.

Я подошла к кабинету и постучала.

– Да.

Повернув ручку, я заглянула внутрь.

– Можно?

Волков кинул на меня быстрый взгляд, затем посмотрел на настенные часы.

– Уже три? Надо же. Проходи, Соловьева.

Я внутри вся сжалась. Не знаю, я уже вовсю сомневалась, что сработаюсь с этим грубияном, слишком уж израненной неженкой я была, если честно. А тут надо быть непрошибаемой, как Надежда Григорьевна.

Я прошла и села за стол возле картотеки. Волков не обращал на меня ровно никакого внимания, продолжая глядеть в монитор и щелкать мышкой.

Меня это бесило, но я молчала. Не хотелось лишний раз саму себя бередить. Минуты две я выждала, просто постукивая кедами по полу и глядя по сторонам. Монитор, как монитор. Стол чистый, убранный. Стопка бумаг, кабинка для медицинских карт, канцелярские принадлежности.

– Так что… – решила сделать попытку я, но меня тут же обломали.

– Сейчас закончу и поговорим.

Закончил он минут через пять.

– Так, для начала принеси-ка мне кофе, деточка, – сказал он хмуро, вглядываясь в какой-то документ.

Я вылупилась на Волкова, как будто бы у него вдруг выросла вторая голова.

– Вы.. что…вообще… себе позволяете?! Я вам тут не секретарша! – с возмущенным придыханием и едва ли не начиная ронять слезы, сказала я. – В мои обязанности не входит кофе вам приносить!

Волков с ледяным спокойствием отложил бумагу, и так же хмуро пронаблюдал за мной, раскрасневшейся, дышащей тяжело и возмущенно, лишь затем добавил:

– Ты в больнице, Соловьева. У меня через десять минут операция, которая продлится не меньше трех часов. Это просто моя просьба. Вот и всё.

Я покраснела ещё гуще. Я всё-таки всё слишком близко принимаю к сердцу. Мда, кажется, ему действительно нужна помощница покондовее, чем я.

– Прошу прощения, – пробормотала я, вставая из-за стола. – Я…Конечно…

– У раковины в углу полка, там кружка и остальное, – сказал Волков. – Воду лучше в кулере бери.

Я рассеянно поднялась со своего кресла и, теряясь в мыслях, направилась к бытовому уголку в кабинете. Он был совсем небольшой, но очень аккуратный, находился за ширмой. Так его и не заметишь сразу. Чистая раковина, маленький икейный буфет, островок с небольшим количеством утвари.

Чайник здесь был, но он был убран вниз и отключен, поэтому за водой – ну да, только к кулеру.

– Сколько ложек кофе? – спросила я. – Сахар нужен?

– Две ложки, – ответил Волков. – И сахара тоже две.

Кружка у Волкова была одна – видимо, самая любимая. Красивая, с травяными узорами и с волком, держащим во рту цветок. Волк для Волкова. Мило. Но чашка, правда, красивая.

Я вышла из кабинета и направилась к кулеру. Любаша махнула мне и качнула головой, мол, ну как. Я ей показала чашку Волкова, и та закатила глаза, улыбаясь.

Заварив кофе и по дороге растерянно размешивая сахар, я возвращалась в кабинет Дмитрия Романовича. Волков всё так же сидел за своим столом, но уже убирал бумаги в папку, собираясь идти готовиться к операции.