Нежная война

– Из них получаются отличные консервные ножи и подсвечники, если вставлять их в стены траншеи. И нет ничего лучше штыка, когда нужно поджарить ломоть хлеба над костром.

Третий свидетель

– Если позволите, – просит Афродита. – Я вызову еще одного свидетеля.

– Может, нам стоит спуститься в танцевальный зал, чтобы вместить всех твоих свидетелей? – спрашивает Гефест.

– О-о, позови кого-нибудь с роялем, – оживляется Аполлон. – Я спою.

– Это совсем не обязательно, – уклончиво говорит богиня. – Вызываю третьего свидетеля.

Тучи затягивают небо, скрывая все звезды, и стены номера содрогаются от сильного толчка. Такое ощущение, что где-то под землей со скоростью света прошел поезд, размером с огромный океанический лайнер.

Раздается одинокий стук в дверь. Она открывается, и на пороге появляется фигура.

– Все в порядке, – говорит Гефест. – Заходи и чувствуй себя, как дома.

– Я всегда чувствую себя, как дома.

Услышав этот голос, Аполлон и Арес замирают на месте.

Вновь прибывший ступает по коридору бесшумно, как кот. При взгляде на его темную одежду, в голову приходит мысль о сотрудниках похоронного бюро, но когда он снимает пальто, под ним оказывается длинная черная ряса. Единственное светлое пятно – белый квадрат на пасторском воротнике.

Боги недоуменно глазеют на мужчину в черном.

– Священник? – мычит Арес. – Бог Подземного мира – католический священник?

– Добрый вечер, дядя, – низко кланяется Афродита.

Гефест опускается на одно колено, и Аполлон, которому пришлось сползти с кровати, следует его примеру. После сильного тычка от Афродиты, недовольный Арес тоже склоняется.

– Я думал, что во время визитов в мир смертных ты притворяешься университетским профессором, – говорит Аполлон. – Мой Владыка Аид.

– Или налоговым аудитором, – вставляет Гефест. – Ведь единственные неизбежные вещи – это смерть и налоги.

Аид улыбается.

– Я всегда одеваюсь сообразно случаю.

Бог Подземного мира осматривает комнату, но не находит себе места по вкусу, поэтому он создает черное кожаное кресло, довольно простое на вид. Затем Аид садится, закинув ногу на ногу и переплетя пальцы рук на колене. Его лицо чисто выбрито, ногти в идеальном порядке, а блестящие черные волосы убраны назад.

Как Арес и Аполлон, Владыка Подземного мира – невероятно красивый мужчина, но гораздо более серьезный и мрачный. Его обескровленное, тонкое лицо отличают орлиные черты. Он, без сомнения, привлекателен, но вы бы скорее предпочли отчеканить этот острый профиль на монете, чем пригласить его на танец.

– Почему ты одет как священник? – требует объяснений Арес. – Ваше, эм, Преосвященство?

– Добрый вечер, мои племянники и племянница, – голос Аида сдержанный и плавный, как и он сам.

– Почему католический священник? – не унимается бог Войны, известный своей настойчивостью.

Гефест прочищает горло.

– Тебе не кажется, что это создает некоторые, эм, теологические противоречия?

Аид выглядит задумчивым.

– Я так не думаю, – медленно говорит бог Смерти. – Еще мне нравится быть раввином. Возможно даже больше, чем католическим священником. Я уважаю смертный взгляд на мир и говорю с ними, используя те образы, которые они способны понять. – Он кажется слегка оскорбленным. – Мне подходит роль священнослужителя. Самой лучшей частью этого века была та, которую я провел в аббатстве. Думаю, из меня получается довольно хороший священник.

– Ничто не побуждает к духовному развитию так, как Смерть, – говорит Афродита.

Аид улыбается.

– Религия помогает подготовить души к переправе через реку Стикс. Они перестают бояться, и мне это на руку, – он слегка морщится. – Неподготовленные души цепляются за жизнь, доставляя кучу неудобств.

Аид создает для себя коробочку мятных конфет и осторожно выбирает одну, прежде чем положить ее в рот.

– Смертные такие… плотские. Они потакают своему аппетиту, издают булькающие звуки, а их тело извергает разные жидкости. Для вас, Любовь и Война, они могут быть полезны, но мой интерес к людям носит чисто духовный характер, – он содрогается от отвращения. – Нет, тела меня совершенно не интересуют.

– Спорим, ты говорил Персефоне совсем другое? – Арес смеется, как школьник в раздевалке.

– И что насчет той нимфы… – вспоминает Аполлон.

Аид одаривает их тусклой улыбкой.

– Мальчишки… что с вас взять, – он говорит таким тоном, словно на самом деле хочет сказать: «Я могу расщепить вас на миллион частиц, если только захочу».

Бог Смерти изучает комнату.

– О боже, – бормочет он. – Неужели я пришел в разгар семейного скандала? – Он осторожно берет край золотой сети двумя пальцами. – Как священнослужитель, я не одобряю такие методы, Гефест, но твоя искусная работа заслуживает уважения. Если любишь кого-то – отпусти его.

– Спорим, ты говорил Персефоне совсем другое? – Аресу кажется, что во второй раз прозвучало еще смешнее.

Афродита вмешивается в разговор, чтобы спасти Ареса от безвременной кончины.