Нежнее неба. Собрание стихотворений

НИКОЛАЮ МИНАЕВУ ПЕРВЫЙ ПРИВЕТ

…а в миг паденья —

Взгляд, лишь взгляд один, без сожаленья!
                    Urbi et orbi
Издревле сладостный союз…

Пушкин

Годы делят нас и поколенья:

Дышишь ты весной, мгновенным маем; —
Я последние считаю звенья
Цепи той, что все мы не снимаем.

Но и ты, как я, на утре чистом,

Зов заветный слышал в полумраке: —
Голос Музы, – над путем росистым,
Там, где тени, тайны, сон и маки.

И пока ты – на тропе священной,

И твой взор надеждой вещей блещет, —
Над тобой скольжу я неизменно,
И в руке моей – венец трепещет.

3 августа 1919[35]

С этой рекомендацией двадцатичетырехлетний поэт вступал в литературу.

Впрочем, для начала он ошибся дверью, приняв участие в «литературном собеседовании» студии московского Пролеткульта[36], но быстро поправился: в следующий раз бесстрастная хроника зафиксирует его в том же дружественном окружении, в котором он останется на ближайшие десятилетия: 18 марта 1919 года он читает три стихотворения на вечере «Литературного особняка» в Леонтьевском переулке[37]. Новый круг знакомств отражается и на творчестве: именно в этот момент долгая череда текстов о погоде и природе вдруг сменяется едкими эпиграммами: «О, предводитель воинства / Очередного изма, / Твоих стихов достоинство / В том, что они как клизма». За апрель – июнь 1919 года жертвами более или менее остроумных филиппик сделались М. Нетропов, Н. Кугушева, М. Гинзбург, Н. Адуев, Н. Ольховская и др.: едва обретя новый мир, он немедленно начал его обживать стихом. За эти месяцы он выступал с публичными чтениями трижды; все разы – под эгидой «Литературного особняка». 5 июля того же года, прочтя три стихотворения на вечере «Всероссийского союза поэтов», он получил свой первый гонорар за публичное выступление – 60 рублей. Поэтическая Москва в этом году представляла бесконечные возможности для литературной самоидентификации: не желающего быть презантистом охотно привечали импрессионисты; ренегат-ничевок мог поступить в акоитисты, о более популярных и многолюдных объединениях не приходится и говорить. Минаев примыкает к наименее задиристому из них – обширному, аморфному и исключительно мирному «Литературному особняку»[38] (где особняк – скорее намек на обособленное положение в литературе, нежели на величественное здание, тем более отсутствующее). Кружок был основан в феврале 1919 года, имея формальной целью «выяснение различных вопросов поэзии, ведущей свое начало от классических образцов»[39]. Ему предстояло несколько ступеней легализации (ибо возмужание его шло параллельно со становлением советской бюрократии); устав был заверен 19 ноября 1919 года; под этой версии подписались все отцы-основатели (среди которых, впрочем, две леди): М. П. Гальперин, Е. Н. Волчанецкая, О. Л. Шиманский, В. А. Бутягина, М. Э. Портен (Нетропов), Н. Н. Захаров-Мэнский, М. Д. Ройзман, В. П. Федоров[40]. Масштабные списки членов «ЛО», в изобилии сохранившиеся в архивах, весьма любопытны – и с точки зрения фантомных союзничеств (так, в какой-то момент в «Особняк» – не авансом ли? – были приняты Бальмонт, Вяч. Иванов, Балтрушайтис), и вообще как проект словника к чаемому словарю поэтов начала XX века. Художественную общность участников описать можно лишь апофатически: все они были не футуристы (в широком смысле слова); впрочем, председатель объединения, О. Шиманский (Леонидов), обращаясь к государству за субсидией, нашел слова, чтобы выразить этот же смысл в позитивном ключе: