Нежное насилие

Катрин нашла закусочную и заплатила приветливому старому человеку в когда-то белом, а теперь испачканном фартуке (что в данный момент ее никак не задело) за пакетик печеных яблок, порцию остро приправленной соусом «карри» колбасы и кока-колу. Стоя, опираясь на стол локтем, она с наслаждением поглотила все поданное, и ее удовольствие удвоилось от сознания того, что и Жан-Поль, и ее мать нашли бы подобную трапезу отвратительной. Выходит, она совершала нечто достойное безоговорочного осуждения, и притом с огромной радостью.

«Интересно, одобрил бы Эрнст Клаазен подобное падение?» – пронеслось у нее в голове.

Ее зловредный тиран-желудок, от которого она никогда еще не требовала переваривать подобную пищу, выказывал себя, как это ни поразительно, совершенным молодцом. Нельзя было не заметить, что после происшедшей дома ссоры он ни разу даже не пикнул. После того как она поела, отреагировал парой легких отрыжек, но они лишь принесли облегчение.

И все же, когда Катрин ощутила насыщение, ее настроение без всяких внешних поводов вдруг упало. Конечно, она избавилась от Жан-Поля, это ясно вопреки всем его клятвам, и, вероятно, их разрыв окончателен. Но ведь радоваться тут особенно не приходится. Она все же любила то сладостное возбуждение, которое он ей дарил. Правда, теперь не будет разочарований, но ведь не будет и радостных ожиданий, не будет типичных для любовников маленьких стычек и прогулок рука об руку.

Она надеялась, что сможет отказаться от всего этого без сожалений, но это было заблуждением. В том месте ее сердца, которое раньше было заполнено им, зияла совершенная пустота.

Катрин ощутила такую тоску, какую раньше испытала только раз в жизни, – когда погиб ее муж. Но то был перст судьбы – и в этом состояло хоть какое-то, пусть слабое утешение.

Сегодня же она сама положила конец своей любви. Она снова и снова убеждала себя, что это было необходимо и неизбежно. Дальше так продолжаться не могло, она должна была это сделать.

Но логические аргументы не могли утолить грусть по утраченной радости. Она была глубоко несчастна.

Дома, в квартире над «Вязальней», сидели в гостиной за столом Хельга и Даниэла. Они играли в карты. При отличной весенней погоде подобное времяпрепровождение было столь необычным, что это сразу бросилось в глаза Катрин, несмотря на ее угнетенное состояние. При нормальных обстоятельствах Даниэла бегала бы со своими подружками на улице, а Хельга сидела бы в своей комнате. Значит, они объединились не потому, что хотели играть в карты, а в ожидании ее, Катрин.

Она попыталась выдавить из себя улыбку.

– Халло, вот и я.

– Сыграешь с нами? – спросила Даниэла.

У Катрин не было ни малейшего желания садиться за карты, но Даниэла, не ожидая ответа, уже сложила колоду для игры в роммэ, которой они пользовались, а Хельга вытащила колоду для игры в скат.

– Почему бы и нет? – произнесла Катрин без всякого энтузиазма и села за стол.

– Я сдаю, – объявила Хельга, перемешала карты и положила перед Катрин, чтобы та сняла.

Катрин сделала это, и Хельга сдала карты – сначала по три, потом по четыре, потом две в прикуп, а потом еще по три каждому участнику. Еще не закончив эту процедуру, она констатировала:

– Итак, ты с ним покончила.

– Да, – сказала Катрин.

– Но ведь это еще не причина для того, чтобы сидеть как в воду опущенная.

– И верно, не причина, мамуля! – воскликнула Даниэла. – Я вообще не понимаю, как это ты могла попасть впросак, выбрав такого типа.

– Не говори о нем так, – вяло возразила Катрин, – ты ведь его совсем не знаешь.

– А бабушка мне о нем все рассказала. Видно, он – порядочная свинья!

Катрин опустила на стол раскрытые уже было карты. Ей показалось, что она ослышалась.

– Кто-кто?

– Даниэла, дорогая, что это ты говоришь? – увещевающе произнесла Хельга Гросманн.

– Да ведь ты сама так сказала, бабулечка. Ты сказала: «Такой усатый и со вставными зубами».

– Зубы у него свои, – поправила Катрин.

– Ну и что, все равно он – порядочная свинья. Бабушка и сама так сказала.

– Знаете, что? – Катрин бросила свои карты на стол. – Меня от вас тошнит.

– Ну, дорогая, тебе известно, что я все могу понять, – заявила Хельга полным достоинства тоном, – но подобные выражения ты в моем доме позволять себе не должна. Извинись немедленно!

– Я? Извиняться? С какой это стати? Вы тут набрасываетесь на человека, зная, что он для меня много значил…

Хельга не дала ей закончить.

– Нет никаких оснований его защищать. Он тебя только использовал для своей прихоти.

– А это просто ложь.

– Боже, Боже, как же можно быть такой слепой?!

– Может, начнем все-таки играть? – нетерпеливо спросила Даниэла.

– Сначала возьмите назад ваши слова про свинью!

– Не просто свинья, а порядочная, – поправила Даниэла и захихикала: уж очень ей понравилось это выражение.

– Он никогда про вас плохого слова не сказал.

– Да и как бы он мог? – возмутилась Хельга. – Мы ведь ему никогда поводов для этого не давали.

– Он знал, что ты с самого начала была против нашей дружбы.