Нежное насилие

– Судя по тому, как вы это описываете, у нее, видимо, даже не было возможности купить себе хоть какую-нибудь красивую вещь.

– Именно так. Не было. Если мне или ей требовалось что-то из одежды, маме приходилось просить и умолять, чтобы отец дал разрешение. Сестре с помощью лести лучше удавалось добиваться от него согласия на те или иные расходы.

Она пила черный кофе, не прикасаясь к сливкам и вкусному печенью.

– У Этель был очень хороший голос, – продолжал Клаазен, – сопрано. Она пела в церковном хоре. И хотя отец в какой-то мере гордился ею, он отказывался оплачивать ее обучение. С его точки зрения, это были выброшенные деньги. «Ты ведь все равно выйдешь замуж, – был его аргумент, – тогда будешь рада, что у тебя приличное приданое». Напомнил он ей об этом и тогда, когда сестра, сдавшись, впрочем, слишком рано, махнула рукой на свой талант и действительно вышла замуж, только чтобы убраться из дома отца. А он говорил: «Вот видишь, как я был прав».

– Значит, потому вы и прониклись желанием что-нибудь сделать для нас, женщин, – заметила Катрин.

– Да, с самой ранней юности.

– Как, наверное, хорошо иметь такого брата!

– Для сестры я сделать ничего не смог. Или почти ничего. Она была на пару лет старше меня.

– Но уж вы-то, по крайней мере, наверное, не дразнили ее, как это делают другие мальчишки.

– У нас были свои серьезные ссоры. Я считал отвратительной ее манеру подлизываться к отцу и не скрывал этого. – Эрнст провел рукой по подбородку, словно проверяя, не пора ли побриться. – Но, конечно, это случилось уже в поздние годы, а, когда я был совсем мал, отец был для меня чем-то недосягаемым, вроде Бога.

– Наверное, он тоже страдал от вашего критического к нему отношения, – предположила Катрин.

– Нет, ничуть. Он считал себя полностью правым, а мое сопротивление ему даже нравилось. Он полагал, что я еще освою «правильное» отношение к женщинам.

«И действительно освоили?» – чуть не спросила Катрин, но затем сочла подобное замечание провокационным.

– Ваши родители живы?

– Отец еще жив.

– И сегодня вы с ним лучше понимаете друг друга?

– Этого утверждать нельзя. Мы оба пытались общаться цивилизованно, но наши мнения решительно обо всем настолько различны, что схватки возникают при малейшем поводе.

– Он, конечно, осуждает вас за то, что основали женский журнал, – заметила Катрин, – и, наверное, прочил вас в учителя.

Он расхохотался.

– Должен признать, что вы проникли в самую суть. Катрин допила кофе.

– Мне кажется, пора закругляться. Со стороны бара на нас посматривают уже весьма красноречиво.

– Выпьем еще чего-нибудь?

– Нет, благодарю вас, господин Клаазен. Должна заметить, что я довольно сильно устала.

Сразу же после этих слов Катрин осознала, что это не так, что она готова проболтать с ним хоть всю ночь до утра. К тому же ее замечание было бестактным, ведь она сделала его в тот самый момент, когда Эрнст стал так откровенен. Досадуя на себя, она взглянула на него смущенно.

– Даже не знаю, с чего это я вдруг такое сказала.

– Не надо извиняться, Катрин. У вас был напряженный день.

Она сочла за лучшее больше об этом не говорить.

Он сделал знак официанту, оплатил счет, принял квитанцию и попросил вызвать такси. Они подождали в гардеробе.

– Хороший был вечер, – сказала она.

– А не остаться ли вам в Гамбурге на уик-энд? Она задумалась над этим предложением. Он затаенно улыбнулся, и сам за нее ответил:

– Нет, подобной неприятности вы, конечно, причинить матери не можете.

– Ну, не совсем так, – протестующе воскликнула она, – уверяю вас! Мама предоставляет мне полную свободу.

– Как мило с ее стороны.

– Не смейтесь надо мной, господин Клаазен, – резко сказала она, – я этого не переношу. – И поддаваясь охватившему ее упрямству, даже понимая, что поступает подобно капризному ребенку, добавила: – Мне, между прочим, вовсе не требуется такси. Я могу с таким же успехом добраться до пансионата и пешком. Тут всего-то пять минут ходьбы.

– Об этом и речи быть не может. Не думаете же вы всерьез, что я позволю вам одной ночью бегать по улицам!

Перед такой решимостью она капитулировала.

– Ну, если вы настаиваете… – пожала она плечами.

– Да, настаиваю. Не говоря уже обо всем прочем, на вас даже нет пальто.

– На вас-то тоже нет.

– Я знал, что поеду домой на такси.

Они взглянули друг другу в глаза и не смогли удержаться от смеха.

– Ведем себя, как малые дети, да? – спросила Катрин. – Да, да, знаю, это я первая начала.

– Поразительное признание. Но я слишком хорошо воспитан, как кавалер старой школы, чтобы ставить вам это в вину.

– Ваше такси у подъезда, господин Клаазен, – объявила гардеробщица.

– Спасибо, Герда.

Он прошел вперед, поднялся по ступенькам, отделяющим вход в ресторан от улицы, и открыл перед Катрин дверь. Таксист, зарабатывая чаевые, вышел из машины и открыл дверцу со стороны тротуара. Клаазен обошел такси и сел со стороны проезжей части. Катрин устроилась в уголке. Он назвал водителю первый из двух адресов. Двигатель заурчал, машина тронулась.

– Стало действительно довольно-таки прохладно, – заметила она.

– Это типично для гамбургских ночей.