Ника вертела головой, таращилась в непроницаемую темноту, тщетно силясь различить хоть что-то.
— Что там? — спросила глухо, вытягивая шею, холодея от плохого предчувствия.
— Не дышит, — нервно икнула Хенни. — Хозяйка убились. Преставились.
Глава 31
Госпожу Маргрит похоронили рядом с сыном и мужем в церковной часовне.
Похороны мало чем отличались от похорон Якубуса. Главным скорбящим был господин губернатор. За четыре дня он осунулся, посерел лицом, постарел. Не выпускал из рук большой серый платок, постоянно вытирая им красные слезящиеся глаза.
Глядя на него и его траурный венок, составленный из живых цветов, сердце Ники разрывалось от жалости. Если бы любовники не были в ссоре, всё могло сложиться иначе, но… не сложилось. Вместо долгой и приятной совместной жизни — тяжёлые траурные одеяния на скорбящих, чёрные драпировки в зале кофейни и в гостиной, где поставили гроб с телом, приглушённые разговоры, вздохи, всхлипы…
Меньше чем через неделю госпожа Маргрит собиралась впустить в гостевой дом первых постояльцев. Пять номеров из восьми уже были забронированы, договоры составлены, но не подписаны.
По оснащению номеров оставались сущие пустяки. Госпожа Маргрит успела заключить договор с мастером Губертом на изготовление девяти умывальников. Готовые тумбы с вырезанными отверстиями в столешницах стояли в комнатах в ожидании полной комплектации. На чердаке приведены в порядок каморы для прислуги постояльцев. На днях доставят последнюю мебель, зеркала, картины и ковры. Портьеры, стёганые покрывала и постельное бельё принести из швейной мастерской неделю назад.
В одном из покоев на третьем этаже, где была обустроена гостиная, сейчас стоял гроб. За деревянной решетчатой перегородкой — кабинет. Там хозяйка гостевого дома вела переговоры с будущими постояльцами, там собиралась вести дела.
Свою комнату госпожа Маргрит обставила новой мебелью, распределив старую по сдаваемым внаём покоям. Эскизы дочери женщина приняла без вопросов. Единственное, на что указала обратить внимание — не выйти за рамки отпущенных на благоустроенность средств.
В комнате мамы Ника нашла ларец с серебряными гульденами, золотыми дукатами, кредитный договор с Герритом ван Ромпеем, завещание и ювелирные украшения. Ключ от ларца искать не пришлось. Он лежал в кошеле, висевшем на поясе платья усопшей.
Выданный банкиром кредит на немалую сумму госпожа Маргрит обязалась вернуть за два года. Без сомнения, теперь он ляжет на плечи Ники. Оплата пышных похорон «съест» всю годовую прибыль кофейни. Доход от сдачи номеров пойдёт на погашение кредита.
Девушка прикусила нижнюю губу, сдерживая желание расплакаться. Только слезами горю не поможешь. Она выплачется позже, когда останется одна и станет совсем уж невмоготу. А пока…
Всё шло своим чередом, подчиняясь естественному ритму жизни: у гроба с покойницей бубнил священник, у входа в кофейню ждал катафалк. У него топтался герольд, что-то выспрашивая у возницы, держа мемориальную доску с изображением герба семейства Ван Вербумов. Безвременно почившую госпожу Маргрит оплакивали близкие родственники и приятельницы, готовясь к прощальному шествию по городу.
Ника обратила внимание, что господ, пришедших проводить в последний путь одну из уважаемых представительниц аристократии в округе, пришло значительно больше, чем на похороны её сына Якубуса.
Девушка не стала заниматься домыслами, чтобы объяснить себе сей факт, но с появлением на пороге гостиной госпожи Лейфде у неё закралось подозрение, что именно с ней связана необычайно высокая явка господ на похороны.
В обществе своей компаньонки и внука, сопровождаемая гробовым молчанием, госпожа Лейфде окинула присутствующих высокомерным взором. Сухонькая, согбенная, она держалась гордо и независимо.
Подошла к гробу, долго всматривалась в чуть удивлённое лицо усопшей с плотно сжатыми губами. Тяжело вздохнула и прошептала:
— Маргрит, Маргрит… нераскаянное зло… Воздастся каждому по пути его и по плодам дел его, — покивала укоризненно и чинно перекрестилась.
Все присутствовавшие тут же зашевелились, зашептались:
— Что она сказала?
— Вы расслышали, что она сказала?
— А вы разобрали? — и пошла передача сообщений из уст в уста как по испорченному телефону.
Старая женщина подошла к Нике, остановилась напротив. Опёршись на трость обеими руками, скорбно сказала:
— Пока я живая, милая, можешь на меня полностью положиться, — дрожащей рукой немного суетливо всучила Нике тяжёлый кошель с монетами, поданный компаньонкой.
Ника обняла старушку, затем Дэниэла, не проронившего ни слова. Полные сочувствия глаза и сведённые к переносице брови сказали за себя. Девушка помнила, что так и не сходила к соседям, как обещала. Приготовленные ко дню открытия кофейни подарки лежали в её комнате на комоде у портрета Руз, унесённого из зала.
За четыре дня, кажущихся бесконечными, Ника устала.
Устала от слившихся в единый гул голосов.
Устала от чрезмерного навязчивого внимания к себе. Безропотно принимала соболезнования, чувствуя через тонкие чёрные кружевные перчатки неприятную влажность пожатий.