По взглядам в свою сторону девушка безошибочно определила, что кумушки говорят о ней. Тётушка кивала в такт словам свахи, редко вставляла слово-два, слушала ту с напряжённым вниманием и снова кивала.
Ника заметила, как госпожа Сникерс остановила на ней свой взор, затем достала из ридикюля карандаш и записную книжицу, сделала в ней пометку и вернулась глазами к поминальному столу, сервированному против правил, но от этого не ставшим менее привлекательным.
Девушка ждала приезда господина Геррита ван Ромпея. Не знала почему, но хотела видеть именно его. Его соболезнования не показались бы ей лицемерными или неискренними, она бы приняла их с лёгким сердцем. Но, судя по всему, господин губернатор забыл сообщить ему о смерти госпожи Маргрит, а написать мужчине Ника не додумалась.
Алан Матфейсен и его мать тоже пришли. После похорон женщина не вернулась к поминальному столу, а вот Алан не отходил от Ники до тех пор, пока в кофейне не появилась Виллемина с отцом. За красавицей шла то ли компаньонка, то ли служанка — та самая угрюмая женщина, сопровождавшая её на поминках Якубуса.
Ника смотрела на капитана ночного дозора и думала, что Алан в качестве жениха для любой невесты неплох, но что он принесёт в новую семью? Долгов, может быть, не будет, но и вклад станет минимальным. Продвижения по службе ему ждать долго. И то при условии, что Ван дер Меер займёт место своего начальника и одобрит вместо себя кандидатуру Матфейсена, к которому он явно не благоволил. А вот Кэптен жених перспективный во всех смыслах.
Подумав о нём, Ника скользнула по его фигуре ничего не выражающим взглядом. На следующий день после смерти госпожи Маргрит у неё с Адрианом состоялся тяжёлый разговор.
Поговорить с ним получилось только вечером, когда гроб с покойницей стоял в гостиной, вереница первых соболезнующих иссякла, а у тела остались тётушка Филиппина и две женщины, нанятые читать молитву.
Именно Ван дер Меер помог Нике решить все организационные вопросы и дал на похороны недостающую денежную сумму. Видя её отстранённое состояние, не пытался отвлечь, разговорить, в её личное пространство не вторгался. По его поведению девушка видела, что их разговор обязательно состоится, только нужно дождаться, когда они останутся наедине.
После их поцелуя, встречаясь с ним взглядом, она не чувствовала себя неловко, не смущалась, не краснела. Её сердце то билось учащённо, то замирало в предвкушении слов признания. Он не договорил — помешала госпожа Маргрит, но договорит обязательно. Когда? Сегодня.
Ника волновалась. В душу закралась тревога.
Раз за разом девушка прокручивала в памяти его слова: «Руз, с тех пор как я вернулся…»
Одолевали смутные сомнения: что он хотел сказать? Быть может, не то, что она всем сердцем желала услышать?
«Мне очень нравится Руз» — сказал он госпоже Маргрит.
Сказал: всего лишь нравится. «Любить — это другое. Какое?» — путалась Ника.
Сердце замирало от воспоминаний о поцелуе. Но и здесь грызло сомнение: целовала его она, а он… поддался искушению?
Ника терпеливо ждала вечера. Мучилась сомнениями и ждала.
За хлопотами день неуклонно близился к концу. Она отпустила прислугу и вышла проводить Ван дер Меера до калитки. Не сговариваясь, они сели на скамью и долго молчали.
Девушка смотрела в быстро темнеющее небо, на узкий серп бледной луны и робко зажигавшиеся первые звёзды, тонувшие в розовой бледности севшего солнца.
Дуновение лёгкого ветерка остудило горячую голову. После побоев госпожи Маргрит голова стала пудовой, болела, как и плечи, и предплечья. Тяжёлая рука была у госпожи Маргрит. Была.
Ника молчала, не знала, нужно ли начать разговор первой или не стоит спешить и дать возможность высказаться мужчине.
Боялась.
Боялась того, что может услышать.
Кэптен достал глиняную трубку. По наблюдениям Ники в последние дни курил он много.
Она положила руку на его предплечье, останавливая.
— Адриан, — невольно сорвалось с губ его имя.
— Погоди, — сказал он требовательно.
Трубка хрустнула в его пальцах. Он отбросил обломки, перехватил руки Ники, прижал к своей груди. Молча кружил по её лицу потемневшими глазами, на дне зрачков которых плавилось чернёное серебро.
Девушка сжалась под его пристальным взглядом, нервно облизала губы. Слабо дёрнула руками, но мужчина не отпустил, крепче сжал свои пальцы на её запястьях.
Она больше не вырывалась. Опустившиеся сумерки не мешали видеть его сосредоточенное лицо с поперечной складкой между бровями.
Слышалось лихорадочное, участившееся дыхание — её и его.
Молчание затянулось, стало невыносимым.
— Руз, — Ван дер Меер отпустил её руки. — Твоя мать верно сказала. Я не должен даже думать о тебе.
— А ты думаешь? — подпрыгнуло её сердце от радости.
— Думаю, — Кэптен обхватил лицо девушки ладонями, сжал. — Думаю постоянно. Не должен, но думаю. Не должен был целовать, но целовал. Это сильнее меня. Но… Руз, я не могу обречь тебя на бесконечное ожидание. Мы никогда не будем вместе.
— Бесконечное ожидание? — не понимала она. — Тебя с Анникой разведут, не могут не развести. Я подожду.