Нежное свидание в Италии

– Поздравляю, – улыбнулась Эйва и представилась.

– Добро пожаловать, Эйва, и спасибо. Арианна, моя первая внучка, совершенно очаровательна. Но давайте перейдем к делу. Я приготовила еду, купила все необходимое для кухни и бара. Кровати застелены. Если что‑то понадобится, позвоните мне или Пьеру в любое время. Вот номер, мы живем рядом.

– Чудесно. Думаю, мы справимся.

– Тогда я вас оставлю?

На секунду Эйве захотелось остановить женщину: она боялась остаться наедине с Лаймом в этом уютном, интимном пространстве. Она одернула себя. Им предстоял деловой ужин с разговором, который поможет лучше узнать друг друга. Без свидетелей.

– Все в порядке, Елена. Запахи на кухне очень аппетитные.

– Спасибо, – расцвела женщина, – я приготовила традиционные блюда, а десерт будет для вас сюрпризом. Утром принесу к завтраку домашний хлеб и булочки. – С этими словами она удалилась.

– Что же, – весело произнесла Эйва. – Если не возражаешь, я умоюсь и распакую багаж, а потом вернемся к разговору.

– Отлично, – согласился Лайм. – Встретимся на кухне через полчаса.

У Эйвы было всего тридцать минут, чтобы настроиться на деловой лад.

Глава 6

Быстро перемешав пасту, Лайм плотно накрыл сковороду крышкой, из‑под которой струились запахи пряных трав с чесночной ноткой. Нетерпеливое ожидание смешалось с чувством вины – впереди не романтическое свидание, а деловой ужин. Дверь на кухню открылась, и при виде Эйвы он снова почувствовал прилив желания. Она переоделась в черные брюки и тунику, зачесала волосы в высокий узел – сочетание непринужденности и делового стиля. В лице тоже что‑то изменилось. Он попытался определить. Другой цвет губной помады? В тот момент, когда он понял, что замер, не сводя с нее глаз, она тоже словно очнулась. В янтарных глазах мелькнуло… одобрение.

– Как я тебе, дорогой?

– Прекрасно. А я?

– Тоже. Извини, что загляделась. Вид мужчины возле плиты на кухне завораживает. В моей семье такого не случалось.

– Хотел бы похвастаться, но ужин готовил не я. Если хочешь налить себе вина, оно в холодильнике.

– Сначала накрою на стол.

– Столовые приборы здесь, – показал Лайм, но понял, что им не разойтись в тесной кухне.

Он загораживал узкий проход между столом и шкафом. Эйва приближалась, а он в растерянности не знал, что делать. Его тело напряглось: он вел себя как подросток. Эйва стояла так близко, что он уловил тонкий запах мыла и аромат ее духов. Его пульс участился. Она протянула руку, и неожиданно их пальцы соприкоснулись. Оба отпрянули, но движение вышло неловким: на мгновение в тесноте кухни она прижалась спиной к его груди, и, чтобы сохранить равновесие, Лайм удержал ее за талию. Она издала слабый стон. Ему хотелось, чтобы мгновение длилось вечность. Он мечтал прижаться губами к ее нежной шее, зарыться лицом в шелковистые волосы… Тем не менее Лайм сразу отпустил ее.

– Прости, – одновременно произнесли они севшими голосами.

Эйва принялась раскладывать приборы, а Лайм повернулся к плите. В тишине они старались не смотреть друг на друга. Эйва заставила себя поднять голову и взглянуть на Лайма, безуспешно придумывая тему для разговора.

– Итак, – нарушил молчание Лайм, – ты умеешь готовить?

– Да, – с излишним энтузиазмом откликнулась Эйва, – мама заставила меня пройти кулинарные курсы. Считала, что женщина должна уметь готовить для своего мужчины.

– Похоже, ты не согласна с ней.

– Я никогда не против научиться чему‑то новому. Просто не понимала, почему отец не приближался к кухне, потому что не хотел, а мне приходилось готовить суфле, которое я терпеть не могла. Однако надо отдать должное маме – она часто готовила сама.

– Мне казалось, что в вашем доме полно прислуги, включая повара, – сказал Лайм и тут же пожалел о сказанном.

– Ты часто представлял себе нашу семью? – спросила Эйва без любопытства и осуждения, но вопрос задел Лайма.

– Часто. В основном из‑за отца. Он считал, что заслуживал такой же жизни, и травил себе душу, читая сплетни о Кассевети в глянцевых журналах. У меня сложилось впечатление, что успех твоего отца шел параллельно с обнищанием моего, – не скрывая горечи, произнес Лайм. – Пока ты училась готовить изысканное суфле, мне приходилось придумывать, чем накормить пьяного отца на те гроши, что тяжелым трудом зарабатывала мать. Он соглашался есть только то, что я сам готовил для него. – Лайм не хотел разыгрывать драму, но считал, что вправе открыть правду. В конце концов, пока Карен Кассевети взбивала суфле для мужа, его мать работала в две смены, чтобы оплатить счета.

– Мне так жаль, – искренне сказала Эйва.

В ее янтарных глазах он видел сочувствие, но сочувствие слишком близко к жалости. Его отец не ждал бы жалости от Кассевети.

– Не стоит. Ты не причастна к этому.

Приступив к еде, Эйва молчала некоторое время.

– Не я, но мой отец. Он толкнул твоего отца на путь алкоголизма.

Врожденная честность заставила Лайма внести ясность: