Нежность августовской ночи

– Мне сейчас с матерью переговорить надо, а потом, в десять, я с Ластиком встречаюсь. Короче – около двенадцати будем у меня, – глядя на дорогу, деловито говорил бывший муж. – Гости наверняка разойдутся, и я отдам тебе «лейку». Согласна? Если нет, то я тебя могу сейчас подвезти до ближайшего метро. Как тебе такой план?

«Такой план» Евгении не очень нравился. Весь вечер хвостом следовать за Толиком, дожидаясь, когда ему, видите ли, будет удобно вернуть фотоаппарат… Но, с другой стороны, упускать эту возможность глупо.

Когда еще Толик выберет для нее, бывшей жены, время! Он такой весь из себя занято-ой… Даже противно.

– Я согласна, – сказала Евгения. – А что, Ластик теперь у тебя работает?

Смешной увалень, технарь (инженер по специальности), страшно неуверенный в себе, ходячий комплекс неполноценности (несмотря на то, что в армии служил, воевал даже!) – Ластик был другом детства Толика. Как на самом деле звали Ластика – уже не вспомнить и почему у него такое прозвище – тоже…

– Нет, – коротко ответил Толик.

– А зачем ты с ним встречаешься?

– Господи, Евгения, тебе-то что за дело… – разозлился Толик.

– Прости.

Некоторое время они ехали молча.

– Толик…

– Что?

– Толик, а почему ты сегодня такой добрый?

– Я не добрый. Я просто хочу, чтобы ты от меня отвязалась наконец, – устало произнес бывший муж. – Ты меня достала, Евгеника.

Евгеника – это уже ее прозвище. Так, кажется, называли лженауку, которую фашисты проповедовали при Гитлере. На этот раз Евгения помнила, когда именно бывший муж придумал ей это прозвище.

– Толик…

– Что?

– Мы пойдем к твоей маме вместе?

– Нет. Зачем? Ты меня подождешь в машине.

Они подъехали к старинному особняку напротив храма Христа Спасителя. Двор был огорожен. Толик показал пропуск охраннику на въезде.

Машину бывший муж припарковал у живописного палисадника.

– Я лучше здесь, на лавочке, посижу… – Евгения вышла из машины и огляделась оценивающе. Потом достала фотоаппарат, с которым никогда не расставалась.

– Я тебя умоляю, не фотографируй… – Толик чуть ли не силой заставил Евгению положить камеру обратно в кофр. – Тут нельзя снимать.

– Бред. Почему нельзя? Такой милый двор… такой дом… Толик, у меня больше не будет возможности… Дай я сниму!

– Нет. Тут такие люди живут… Господи, ну почему ты такая упрямая… – Он схватил ее за руку и потащил за собой к подъезду. – Ни на секунду тебя нельзя оставить без присмотра!

…Чистейший, красивейший холл с ковром и цветами, консьержка в стеклянном аквариуме.

– Роза Фаритовна, я к маме… – весело крикнул Толик. – Это со мной.

– Иди, Толя, иди… – благостно кивнула консьержка из-за стекла.

…В квартире Веры Артамоновны, бывшей свекрови Евгении, царил имперский дух. Красное дерево, позолота, хрустальные светильники, обитые бархатом кресла… В таких апартаментах даже находиться было страшно, да и неуютно – словно в музее. Не для жизни квартира…

Толика и Евгению встретила в холле домработница.

– Лиза, я к маме… Она у себя?

– Да, ждет тебя. Женечка, чаю? – Пожилая домработница Лиза еще помнила Евгению, которая бывала здесь когда-то – раза два или три.

– Нет, спасибо.

Евгения села на диван в холле, принялась листать журнал. Домработница ушла, Толик тоже скрылся в глубине квартиры.

Некоторое время было тихо, потом издалека, за несколькими дверями, раздался громкий, низкий, словно гусиный гогот, голос бывшей свекрови:

– Нет, нет и еще раз нет…

Потом, в ответ, голос Толика – просительный, успокаивающий.

– Нет, я сказала… никаких денег не хватит… это дорого! Я уже решила – мы перепродадим…

Опять Толик – что-то увещевающее.

– Какой, к черту, бизнес-план… у меня нет таких денег, я сказала…

Толик в ответ терпеливо принялся растолковывать что-то.

Мать и сын спорили. Евгения прислушалась, но слов больше не разобрала – лишь непрерывный, перебивающий друг друга гул двух голосов. Так монотонно могли общаться лишь партнеры по бизнесу. Они и были партнерами, насколько знала Евгения. Мать, Вера Артамоновна, – глава «Урбанис-холдинга». Толик – вице-президент. Впрочем, вице-президентом он стал совсем недавно – до того Вера Артамоновна не приглашала сына в свою контору, даже на самую рядовую должность. А потом раз – и вице-президентом Толика назначила…

Прошло около часа.

Евгения уже начала было дремать, как в холл вдруг вышла сама Вера Артамоновна, без Толика. Уставилась круглыми черными глазами на Евгению.

– Вера Артамоновна, здравствуйте, – кивнула молодая женщина.

На Вере Артамоновне была длинная, расклешенная книзу юбка годе, которая максимально уродовала и без того грузную фигуру женщины, и пиджак с огромными плечами. Одевалась Вера Артамоновна в лучших магазинах, вещи ее были качественными, из отличной ткани. Очень дорогими. Но, к сожалению, совершенно не шли ей.

Равно как и обувь – немецкая, добротная, для проблемных ног. Не туфли – а мягчайшие, удобнейшие лапоточки грязно-серого цвета. Правда, очень уродливые, причем это откровенное уродство и было фирменным знаком, «фишкой» фирмы, их выпускающей, – дескать, у нас главное не красота, а удобство…