Читаем Нежность в аду полностью

Как правило, я ходил на танцы один

"Танцуй со всеми девочками!"

Говорила мне мама

"Тебя на всех хватит, сынок.

Я всегда подпирала стенку.

Я знаю, каково это, - когда тебя не приглашают.

Танцуй со ВСЕМИ девочками.

Все хотят танцевать".

Ну я и танцевал со всеми девочками.

Меня любили. Даже хотели выбрать Королём

на Встрече Выпускников.

Друзья хлопали меня по спине и говорили, что я

дамский угодник.

Внутри меня всё было мертво. Я чувствовал себя мумией.

Я уже закончил школу. Однажды после обедая кое-что сделал.

Я сложил всё, что у меня было, всё, что влезло - в свой

Шевроле Импала 64-го года

Это решилось как-то мгновенно, как у человека, который

выполняет команду, внушённую под гипнозом.

Я помню как в тот день выглядела ферма.

Силуэты силосных башен и амбаров

Длинная тень, отбрасываемая домом на двор, только что

засаженный

жёлтыми и фиолетовыми анютиными глазками

Утки, кружащиеся

Мне казалось, что, даже коровы с интересом наблюдали за мной

с интересом, пережёвывая жвачку

Пока я укладывал коробки в свой разбитый вишнёвый

Шевроле.

Я помню как пахла вода в пруду.

И как заквакали первые лягушки, попадая в такт

с ударами сердца.

Отец был за несколько световых лет отсюда, в Вирджинии, покупал

быка-ангуса, чемпиона породы.

Я никого не предупредил

Я и самого себя не предупредил

Но я уезжал

Небо становилось такого цвета

Какой бывает только у неба над фермами Центрального Иллинойса ранними

летними вечерами

Цвета безмятежности

Но я уезжал

Вода в пруду ещё не нагрелась

А то бы я поплавал последний раз среди окуньков и

сомиков.

Мама открыла дверь

"Сынок, ты опять убегаешь?"

"Мама, я уезжаю".

Я чувствовал запах жареного цыплёнка и даже картофельного салата,

за который ей как-то дали первое

место на ярмарке графства Маклин.

Сёстры вышли посмотреть, как я собираюсь.

Они вертелись вокруг как молчаливые мальки в банке.

Наконец я закончил.

Я собирался обойти вокруг пруда в последний раз

и перепрыгнуть

в темноте через камни.

На небе теперь сверкали такие звёзды, которые можно увидеть только

над Иллинойсом.

Брат подъехал на своём пыльном сером грузовике,

Возвращаясь с футбола, в который ребята с элеватора

Клайна играли каждый понедельник за боулингом

Лероя.

Брат забежал в дом, ни на кого не обращая внимания.

Ему было всего пятнадцать, но ему ни до чего не было дела, он был крутой,

он был мачо.

Я уже попрощался с матерью и сёстрами

Я открыл переднюю дверь машины

Вдруг мой брат появился в проёме двери, во рту у него был

кусок цыплёнка.

"Ты куда?"

"В Калифорнию".

"Сейчас?"

"Ага".

Он посмотрел на мою машину, заваленную коробками

Он посмотрел на открытую переднюю дверь.

И тогда мой крутой брат, грубиян, мачо, которому ни до кого

Брат, на которого я обижался и даже ненавидел его потому

что он

Не позволял мне быть ему братом, никогда

Не подпускал меня близко?

Он выбежал на улицу, обнял меня и сказал: "Я люблю тебя"

И тут я впервые понял, какой он ещё маленький

Он едва мог сомкнуть руки у меня на спине

Он был ещё совсем мальчиком

Я был уже мужчиной

И вот он стоял там, на каменистой дороге возле нашего

дома

на дороге, где можно найти наконечник индейской

стрелы

если хорошо поискать

Я застыл.

Я не смог ничего ответить ему.

Я ощущал дороги, которые уведут меня далеко

В Калифорнию

Они пульсировали передо мной

Как кровь в артериях

Далёк путь из Элсворта в Иллинойсе до Лос-Анджелеса

Я помню, часами чёрные поблёскивающие поля кукурузы

проносились мимо меня

в ночи

как колонны солдат

Я помню огни Канзас-Сити, похожие на старый

зеркальный шар, кружившийся под потолком спортзала во время

танцев, кружившийся

всё быстрее и быстрее, чуть не срываясь, пока

я объезжал город.

Я помню Техас

Он огромный.

И как я зашёл в магазин на автозаправке за Milky Way

и

газировкой

А там за кассой стоял самый красивый мальчик

на свете.

И как я хотел остаться в том городе, полюбить его и

счастливо прожить

с ним всю жизнь.

Он говорил с невероятной техасской протяжностью, как у всех

ковбоев, которых я видел в кино.

И у него были огромные тёмно-синие глаза

Цвета сапфировой броши, которую мать часто надевала в Церковь

У него были глубокие ямочки на обеих щеках и квадратный подбородок.

Я ехал дальше.

Дешёвые отели, забегаловки для дальнобойщиков, бисквиты,

соусы

и Тэмми Винетт из музыкальных автоматов.

Наконец замелькали знаки "Лос-Анджелес"

Мы с моим стареньким вишнево-алым Шевроле добрались.

Я снял небольшую квартиру в Голливуде на деньги, которые

откладывал ещё

с тех пор как торговал в шестом классе ангусами на ярмарке графства.

На углу была винная лавка с неоновым клоуном

мигавшим

всю ночь как вывеска на аттракционе

На другом углу была заправка "Texaco"

А за ней - лавка с порнографическими журналами, покосившаяся

как один из сараев

у нас на ферме.

Я помню свою первую ночь в новой квартире

Коробки были разбросаны повсюду - как огромные кирпичи

Я позвонил в справочную и женщина там дала мне

названия некоторых

гей-баров хотя я не знал, как её попросить

об этом

Я зашёл в чистую, сверкающую белизной ванную

Мертвенная чистота

Такая бывает только в новой квартире, куда только что

Переехал

И я причесался

И я умылся

И впервые в жизни я посмотрел в глаза своему отражению

А потом сел и проплакал двадцать минут

Я не мог остановиться

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 шедевров русской лирики
100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.

Александр Александрович Блок , Александр Сергеевич Пушкин , Василий Андреевич Жуковский , Константин Константинович Случевский , Семен Яковлевич Надсон

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия
Живая память. Том 3. [1944-1945]
Живая память. Том 3. [1944-1945]

В руках у Вас книга, которую нельзя отложить, не прочитав ее. Это — не роман и не повесть, это страстный порыв рассказать о событиях, которые всегда будут в памяти народа. Каждое слово ее проникнуто правдой, одухотворено поиском истины.Трехтомник «Живая память» — уникальная летопись героизма защитников Отечества в битве с фашизмом, сурового пути к великой Победе. В народе говорят: «Чтобы оценить Сегодня, увидеть Завтра, надо обязательно оглянуться в Прошлое». В этом помогут три тома, созданные большим отрядом ветеранов Отечественной войны — от солдат до маршалов, партизанами, тружениками тыла, писателями, учеными, журналистами. Материалы книги — это свидетельства очевидцев, они объективно и правдиво раскрывают грандиозный подвиг нашего народа, несут большой патриотический заряд.Особенность книги — разнообразие жанров. Здесь воспоминания, очерки, фронтовые дневники, статьи, документы, письма, стихи, фотографии, репродукции картин. Издается трехтомник Объединением ветеранов журналистики России при Союзе журналистов Российской Федерации. Убеждены, что красочный трехтомник «Живая память» будет достойным подарком ветеранам войны и труда к 50-летию Победы, привлечет внимание нашего юношества, широких читательских кругов.

Ашот Граши , Максим Коробейников , Махмут Ахметович Гареев , Михаил Петров , Федосий Мельников

Биографии и Мемуары / Поэзия / Лирика / Проза / Военная проза / Прочая документальная литература