Нежность волков

— Вы думаете, я неудачник?

Перед мысленным взором Дональда вдруг предстает тревожащий образ Несбита, зажатого в объятиях краснокожей Норы, и он чувствует себя виноватым за это лишнее знание. И почти одновременно он с пронзительной и прекрасной ясностью вспоминает лицо Сюзанны, все же на этот раз выхваченное из тумана так что каждый его элемент находит свое место и теперь это она во всем своем очаровании. И в то же мгновение его пронзает мысль, что чувства к ней ограниченны, сводясь главным образом к восхищению и благоговейному трепету. Он испытывает страстное желание броситься к себе в комнату и закончить письмо Марии. Проницательной, непредсказуемой Марии. Как странно. Как странно и в то же время какое освобождение он испытывает, поняв это. Как прекрасно! Он с трудом сдерживает улыбку.

— Так как?

Дональду приходится изрядно напрячься, чтобы вспомнить, о чем его спрашивали.

— Нет, вовсе нет. Но я могу себе представить вашу неудовлетворенность в подобном месте. Уверен, что чувствовал бы то же самое. Мужчине необходимы компания и разнообразие. Я знаю, как долги здесь зимы, и пока пережил только одну. Одного собеседника недостаточно, пусть даже выдающейся личности.

— Браво. Эй, вы что-то слышали?

Несбит осушает стакан и замолкает, склонив голову набок, чтобы наполнить его снова. Дональд прислушивается, предположив, что это были шаги в коридоре, но там, как всегда, никого. Несбит качает головой и плещет виски в стакан Дональда, хотя тот еще не расправился с предыдущей порцией.

— Вы славный малый, Муди. Такой бы нам тут пригодился. Может, вы даже смогли бы распутать счета, которые я за последние два года запутал в гордиев узел.

Несбит расплывается в улыбке, вся его озлобленность таинственным образом исчезает.

— Я тут чуть раньше видел во дворе одного из ваших парней, — говорит Дональд не совсем кстати. — Он явно не ушел с поисковым отрядом, но был настолько пьян, что, осмелюсь сказать, оказался бы там скорее помехой, чем помощью.

— А-а, — с отсутствующим взглядом тянет Несбит. — Да. С этой проблемой мы сталкиваемся каждую зиму, да я не сомневаюсь, что и вам это слишком хорошо известно.

— Он перевозчик? — Дональд хочет прямо спросить, кто это такой, но боится показаться слишком резким.

— Понятия не имею, кого вы имеете в виду, старина. Насколько мне известно, все мужчины, за исключением Оливье, отправились вверх по реке. Может, вы его и видели.

— Нет-нет, он явно был старше. Такой, знаете ли, помассивнее. И с длинными волосами.

— Должно быть, этот сумеречный свет сыграл с вами шутку. Что вы, я как-то выглянул в окно — прошлой зимой, я сидел за столом, здесь, в соседней комнате, — и меня чуть инфаркт не хватил. Прямо за окном стоит лось — семь футов высотой и ни дюймом меньше — и смотрит на меня. Я ору как сумасшедший и выбегаю во двор, но там ни малейших признаков лося. И никаких следов копыт. Естественно, он никак не мог забраться за частокол, но я готов поклясться на целой стопке Библий, что он там был. Представляете себе!

«Вероятно, ты просто напился», — уныло думает Дональд. Он прекрасно знает, что во дворе был не Оливье, и все больше убеждается — в самом деле, будто его мозг последние дни погрузился в спячку, — что этот неизвестный мужчина представляет для них определенный интерес.

Такой интерес, что через некоторое время он придумывает повод, чтобы удалиться и исследовать снег за окном. Где обнаруживает, что кто-то в Ганновер-Хаусе решил вдруг продемонстрировать образцовое ведение хозяйства и весь двор очищен от снега.

~~~

Сy-Сент-Мари совершенно не похож на Колфилд. Многие пути сходятся здесь, на слиянии двух озер: одно протискивается в другое сквозь неподатливые скалы; здесь встречаются дороги с северо-запада и с востока, и здесь же проходит граница между двумя странами. Сюда плывут корабли с севера, с востока и из Штатов, из Чикаго и Милуоки — мест еще более чуждых и развращенных, чем самые отдаленные поселения. Но основной причиной приезда сюда стал Большой западный оперный театр, который Ноксы посетили вчера вечером, чтобы увидеть постановку «Женитьбы Фигаро», о которой столько говорили. Главная приманка заключалась в том, что партию Керубино исполняла Далила Хаммер, а поющую Моцарта индианку газетные колумнисты склоняли на все лады вот уже несколько месяцев. Увидеть ее надо было обязательно. Вот почему миссис Нокс купила билеты на пароход, и они бросили вызов зимним водам.