Нежность волков

— Конечно, это просто необходимо. Вы правы, я здесь именно за этим. Я увлекаюсь индейской жизнью и историей. Когда-то писал об этом статьи. Чем даже прославился, немножко. И я уверен… — Он помолчал, глядя в окно. — Я уверен: если выяснится, что индейцы обладали письменной культурой, изменится и наше к ним отношение.

— Может быть, вы и правы.

— У меня был друг, индеец, который часто говорил о такой возможности. Видите, нельзя сказать, будто это нечто вовсе неслыханное.

Если Стеррок и разочарован ее откликом, он этого не показывает. Чувствуя, что не проявила достаточного участия, она тянется к листку.

— Можно скопировать? Если вы позволите, я бы взяла с собой листок и… кое-что попробовала.

— Что именно?

— Любая запись — это шифр, верно? А любой шифр можно взломать.

Она пожимает плечами, показывая, что не обладает опытом в этом деле. Стеррок улыбается и подталкивает к ней листок.

— Конечно, я буду очень рад. Я и сам пробовал, но об успехе говорить не приходится.

Мария очень сомневается, что ей улыбнется удача, но это хотя бы отвлечет ее от окружающих со всех сторон забот и разочарований.

~~~

Он среднего возраста и роста, с пронзительными голубыми глазами на обветренном лице и коротко стриженными светлыми волосами, наполовину уже поседевшими. Если не считать глаз, внешность ничем не примечательная, но в целом он оставляет впечатление человека скромного, привлекательного, надежного. Могу представить его себе деревенским адвокатом или врачом, каким-нибудь государственным служащим, направившим свой интеллект в русло общественного блага, — разве что мешают глаза, пронизывающие, проницательные, ясные, но мечтательные. Глаза пророка. Я удивлена, даже очарована. Я почему-то ожидала увидеть чудовище.

— Миссис Росс. Приятно с вами познакомиться. — Стюарт с легким поклоном пожимает мне руку.

Я киваю.

— А вы, должно быть, Муди. Рад знакомству. Фрэнк говорит, что вы служите близ Джорджиан-Бей. Прекрасное место.

— Да, так и есть, — говорит Муди и пожимает протянутую руку. — Я тоже очень рад с вами познакомиться, сэр. Я много слышал о вас.

— Ну что ж… — Стюарт качает головой и несколько смущенно улыбается. — Мистер Паркер. Полагаю, вас следует поблагодарить за то, что сопровождали этих людей в столь трудном путешествии.

После едва заметного колебания Паркер жмет протянутую руку. На лице Стюарта я не замечаю ни малейших признаков узнавания.

— Мистер Стюарт. Рад снова встретиться с вами.

— Снова? — Стюарт смотрит с виноватым недоумением. — Прошу прощения, я не припоминаю…

— Уильям Паркер. Прозрачное озеро. Пятнадцать лет назад.

— Прозрачное озеро? Вы должны простить меня, память уж не та, что раньше.

Он расплывается в любезной улыбке. Паркер не улыбается.

— Возможно, вам поможет вспомнить, если вы закатаете левый рукав.

На мгновение лицо Стюарта меняется, так что на нем ничего невозможно прочитать. Потом он заливается смехом и хлопает Паркера по плечу:

— Боже мой! Как я мог забыть! Уильям! Ну конечно. Да-да, столько лет прошло. — Затем лицо его опять становится серьезным. — Прошу прощения, что не смог встретиться с вами сразу по возвращении. Произошло трагическое несчастье; уверен, вы уже слышали.

Мы киваем, словно дети перед директором школы.

— Нипапанис был у меня одним из лучших. Мы охотились на реке, неподалеку отсюда. — Голос его замирает, и мне кажется, хотя я не уверена, что на глазах у него блестят слезы. — Мы шли по следу и… я до сих пор не могу поверить произошедшему. Нипапанис был очень опытным, искусным охотником. Никто лучше его не знал здешних мест. Но он вышел по следу на реку, ступил на тонкий лед и провалился.

Он замолкает, глядя куда-то вне этой комнаты. Лицо его, поначалу внушавшее такую уверенность, кажется теперь осунувшимся и усталым. Возможно, ему сорок. Возможно, лет на пятнадцать старше. Трудно сказать.

— Вот он здесь, а мгновенье спустя его уже нет. Он провалился, и хотя я дополз, докуда возможно, никаких его признаков не обнаружил. Я даже погрузил голову в воду, но все без толку. Я не перестаю себя спрашивать, мог ли я сделать больше? — Он качает головой. — Можно тысячу раз делать одно и то же, даже об этом не задумываясь. Вот так ходишь по льду. Узнаёшь его толщину, сильное или слабое под ним течение. А в следующий раз ты ставишь ногу, много раз до того убедившись, что это безопасно, и совершаешь ошибку, потому что лед не выдерживает твоего веса.

Муди сочувственно кивает. Паркер внимательно смотрит на Стюарта тем же взглядом, которым он изучал землю в поисках следа. Не знаю, что его там заинтересовало; Стюарт не выказывает ничего, кроме сожаления и печали.

— Там, во дворе, была его жена? — спрашиваю я.

— Бедняжка Элизабет. Да. У них еще четверо детей; четверо детей без отца. Просто ужас. Я видел, как вы к ней выходили. — Теперь он обращается к Муди. — Возможно, вы сочли бессердечным с нашей стороны оставить ее одну, но именно таковы обычаи этого народа. Они считают, что в такое время никто ей ничего не может сказать. Они скорбят на свой манер.

— Но почему они не могли ей сказать, что она не одна? И в такую погоду…