Читаем Нежные кузины полностью

в которой мы видим, что Клементина была доброй феей этой сказки

Заросли шиповника и бирючины в дальнем конце сада послужили естественной декорацией для любовной сцены Жюльена и Жюлиа. Заходящее солнце заменило огни рампы.

Клементина уселась на складном стуле напротив них.

— Нет, Жюльен! Ты держишь ее, как вязанку хвороста! Обними ее понежнее! Ты ведь любишь ее! Ты сто раз рисковал жизнью, чтобы до нее добраться.

Но Жюльен не осмеливался. Что-то мешало ему. Его руки не желали обвиваться вокруг Жюлиа, не желали играть комедию. Какая-то недоверчивая вялость утяжелала его движения.

Жюлиа, наоборот, была слишком напряжена. Вытянув руки вдоль тела, плотно составив ноги, она застыла в паническом столбняке. Жюльен чувствовал эту напряженность и принимал ее за отвращение.

Он наконец держал кузину в своих объятиях, но то была лишь комедия. И даже эту комедию Жюлиа играла неохотно. Ему захотелось разжать объятия, отойти в сторону, сказать ей: «Да нет же, я тебя не люблю! Успокойся! Я играю эту роль только для того, чтобы доставить удовольствие Клементине. Наша помолвка, наши клятвы, наши забавы — со всем этим давно покончено! Теперь я стал взрослым. Ты меня больше не интересуешь».

А Жюлиа ощущала ватное безразличие, исходившее от его рук, от всего его тела, и ей казалось, что кузен окончательно, бесповоротно отвергает ее, ведь она все знала, видела по ночам, как он ходит к Жюстине, к Анжель, к другим женщинам в замке! И она напрягалась еще больше, во всю силу своей уязвленной гордости. Как бы ей хотелось испытать отвращение даже от такого, почти неощутимого прикосновения Жюльена! Но это ей не удавалось. Наоборот, она с трудом сдерживалась, чтобы не закрыть глаза, не сомлеть в театральном поцелуе, который Жюльен должен был запечатлеть на ее устах.

— Ты тоже любишь его! — объясняла Клементина. — Ты счастлива! Он сильный, красивый, он твой спаситель! Ну же, давай! Побольше чувства!

Неловким движением Жюлиа положила руки на плечи Жюльена. И почувствовала, что они слегка дрожат.

— Целоваться надо по-настоящему? — неуверенно спросила Жюлиа.

— Должно казаться, что по-настоящему! — с загадочной улыбкой ответила Клементина.

Неуклюже обнявшиеся Жюльен и Жюлиа не двигались и глядели друг на друга с одинаковым беспокойством. Каждый старался уловить в глазах другого насмешку, скрытый вызов.

— Ну, что там? — спросила Клементина, изображая нетерпение.

Жюльен чуть прикоснулся губами к губам Жюлиа.

— Нет, это не дело!

Как быть? Жюльен любил Жюлиа. С каждым днем он любил ее все сильнее. И он не хотел страдать, не хотел ощутить в этом поцелуе отвращение, или презрение, или попросту равнодушие кузины.

Что ж, тем хуже! В этой игре он утратит последние иллюзии. И он сжал Жюлиа в объятиях со всей силой, на какую был способен. Это будет не театральный, это будет настоящий поцелуй!

Жюлиа широко раскрыла глаза от удивления. Язык Жюльена пытался разомкнуть ее губы. Да-да, именно так! Но она, Жюлиа, не соглашалась, это было так внезапно, нет, не здесь, не в присутствии Клементины! Не надо все портить! Жюльен, прошу тебя!

Девушка закрыла глаза. Ее лицо вдруг стало безмятежным. Можно было подумать, что она спит и видит сон, что она где-то бесконечно далеко от Клементины, от этого сада, где смешались багрянец осени и пламя заката.

Была ночь. Время вернулось на два месяца назад. Она скакала по лугам на своей лошади. Она была обнажена и казалась белым сиянием, плывущим во тьме. Перед кустарником, куда спрятался Жюльен, чтобы взглянуть на нее, она придержала лошадь. Она спешилась и направилась к нему. Жюльен пошел ей навстречу…

— Браво! Замечательно! — воскликнула Клементина.

Жюлиа и Жюльен вздрогнули, но не разомкнули объятий.


В тот вечер у Жюлиа сделалась сильнейшая мигрень, она не стала ужинать, а сразу поднялась к себе. Жюльен пожаловался на ужасную боль в спине, которая практически не давала ему двигаться. Он извинился и встал из-за стола, не дождавшись окончания ужина.

Они встретились в комнате Жюлиа.


Клементина долго не могла заснуть. Она уже видела сон: шейх врывался в темницу, изничтожал бандитов, освобождал ее от пут. Они хотели поцеловаться… и она внезапно просыпалась в темноте, одна в своей комнате!

И она подумала, что теперь не сможет играть эту роль даже во сне. Роль больше не принадлежала ей, она ее подарила. Часть ее сна только что перешла к Жюлиа. Она отдала Жюлиа тот избыток чувства, который сделал ее великой актрисой, ту искорку страсти и самозабвения, которой Жюлиа раньше недоставало.

Теперь она могла заснуть спокойно. Ей уже не нужны были сны. Не нужно было снова становиться актрисой. Другая актриса продолжит ее сон, сыграет ее любимую сцену, тот «грандиозный финал», который на самом деле — лишь начало.

И Клементина погрузилась в глубокий, спокойный сон. Незнакомец в черном плаще перебрался в другую комнату, и она была не против.


Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера. Современная проза

Последняя история Мигела Торреша да Силва
Последняя история Мигела Торреша да Силва

Португалия, 1772… Легендарный сказочник, Мигел Торреш да Силва, умирает недосказав внуку историю о молодой арабской женщине, внезапно превратившейся в старуху. После его смерти, его внук Мануэль покидает свой родной город, чтобы учиться в университете Коимбры.Здесь он знакомится с тайнами математики и влюбляется в Марию. Здесь его учитель, профессор Рибейро, через математику, помогает Мануэлю понять магию чисел и магию повествования. Здесь Мануэль познает тайны жизни и любви…«Последняя история Мигела Торреша да Силва» — дебютный роман Томаса Фогеля. Книга, которую критики называют «романом о боге, о математике, о зеркалах, о лжи и лабиринте».Здесь переплетены магия чисел и магия рассказа. Здесь закону «золотого сечения» подвластно не только искусство, но и человеческая жизнь.

Томас Фогель

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза