Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

Когда спустя два часа я ввалился в «Публиканы» с радостной вестью, все словно сошли с ума. Наконец-то, кричали парни, я что-то буду делать в своей жизни. Да-да, поступить в колледж было неплохо. Закончить – тоже неплохо, даже здорово. Но это – настоящее достижение. Репортеры – Джимми Кэннон, Джимми Бреслин, Эй Джей Либлинг, Грантленд Райс – казались завсегдатаям баров настоящими богами, и то, что меня приняли в их ряды, следовало приветствовать троекратным ура и медвежьими объятиями.

Дядя Чарли сжал мне руку так, что кости захрустели, но потом, сочтя, что этого недостаточно, вышел из-за стойки и поцеловал меня в щеку.

– Нью-Йорк-чертова-Таймс, – сказал он.

В последний раз я видел его таким гордым, когда он в мои одиннадцать лет объяснил мне разницу между «по» и «по-над» и я понял. Кольт почтительно склонился передо мной и повторил фразу, которую произнес, когда я поступил в Йель, и вообще говорил, когда мне что-нибудь удавалось:

– Наверняка это все ворди-горди.

Стив ликовал. Он заставил меня несколько раз пересказать отдельные эпизоды собеседования, описать во всех подробностях Голого Фроста и охранника, а также потрясенные лица сотрудников новостного отдела. Осмотрел под светом лампы над стойкой мой фингал и сказал, что надо заказать мне у ювелира щиток на этот глаз, чтобы я выглядел презентабельно. Даже не знаю, что впечатлило его больше – синяк под глазом или моя новая работа. Он был даже больше чем впечатлен – отмщен. Его врожденный оптимизм оказался небеспочвенным. Стив всегда утверждал, что в жизни все к лучшему, что за трагедией неизбежно следует комедия и что хорошие вещи обязательно должны случаться с плохими парнями из «Публиканов». И вот теперь нечто очень хорошее случилось с племянником его главного бармена.

– Слушайте! Слушайте! – провозгласил он. – Джуниор работает в «Таймс»!

На этом празднику в мою честь пришел конец. Стив с парнями вернулись обратно к телевизору, где «Метс» сражались в шестнадцатом иннинге против «Астросов» из Хьюстона на национальном чемпионате. Пока остальные пили и смотрели игру, я нырнул в телефонную будку и набрал мамин номер.

Спустя пару дней после того, как «Метс» выиграли шестой матч мировой серии, я приступил к работе в «Таймс». До последнего удара, когда никто уже в них не верил, они продолжали биться, и все-таки одолели бостонских «Ред Сокс» на десятой подаче. Теперь они наверняка должны были выиграть серию – все в «Публиканах» это знали.

– Даже жаль этих бедолаг из Бостона, – сказал мне дядя Чарли после того, как Рэй Найт перебежал домашнюю базу в победном броске.

– Только представь, что делается сейчас в барах по всей Новой Англии! Ох! Сердце кровью обливается.

Дядя Чарли питал сочувствие к проигравшим, а проигрыш «Сокс» был в его глазах особенно трагическим. В тот момент мне даже стало немного стыдно за свою неприкрытую радость из-за победы «Метс».

По моим подсчетам, торжественное шествие в честь этого события должно было состояться на Манхэттене в то самое утро, в тот самый момент, когда я пойду в «Таймс» в свой первый рабочий день. Из всех знаков, посланных мне вселенной, этот был самым говорящим и показательным. Против всех прогнозов, я и моя команда больше не были лузерами. Моя новая жизнь, настоящая жизнь, жизнь победителя, наконец-то началась. Я переступил через былые неудачи, через опасную тягу к провалу, перерос свою детскую нерешительность – пытаться или не пытаться.

Оставалась лишь одна тоненькая ниточка, связывающая меня со старой жизнью и отношением к себе как к недотепе. Сидни. В ту неделю я получил от нее еще одно письмо. Она по-прежнему меня любит, по-прежнему скучает, ей по-прежнему нужно время. В конверт она вложила свое фото. Стоя в «Публиканах» сразу по окончании шестого матча, я перечитывал ее письмо и разглядывал снимок, а вокруг бушевало торжество. Бар превратился в вертеп. В нас бурлил выпитый виски и вера в себя и собственное будущее, внушенная редкой удачей нашей команды, так что у меня появилась идея. Я попросил Твоюжмать принести мне ручку и марку из кабинета Стива в подвале. Он сказал то ли что-то про ягодицы, то ли посоветовал отцепиться. Я взял ручку и марку у дяди Чарли, сцарапал свой адрес с конверта и переадресовал письмо Сидни обратно. Заново запечатал, оставив листок и фотографию внутри, протолкнулся сквозь толпу к выходу и понес письмо в почтовый ящик. Тот самый, мой счастливый, из которого я отправил свои статьи в «Таймс».