Нежный бар. История взросления, преодоления и любви

Мы помчались в отцовскую квартиру. Дверь была заперта, но я пролез в боковое окошко. Неделю назад я поленился толком распаковаться, поэтому у меня ушло каких-то пару минут, чтобы побросать свои вещи в сумку. Мы поехали дальше по темным дорогам. Словно в фильме ужасов, мы постоянно смотрели в зеркало заднего вида, ожидая, что позади нас из темноты возникнут фары. Дочь лежала на заднем сиденье – то ли спала, то ли оцепенела от страха. Ночь была безлунная, необычно темная, и я видел лишь звезды, но знал, что мы проезжаем через сельскую местность, потому что там пахло свежевспаханной землей и навозом, а через каждые пару сотен ярдов вдалеке мелькали огни фермерского дома. Мы добрались до аэропорта, подруга отца подрулила ко входу и вытянула ручной тормоз. Минуту мы сидели, пытаясь собраться с мыслями.

– Знаешь, – сказала она наконец, – ты совсем не похож на своего отца.

– Хотел бы я, чтобы это было правдой.

Я поцеловал ее на прощание и пожелал удачи, когда мой отец вернется.

Аэропорт был закрыт, до самого утра ни одного рейса. Все магазины и бары оказались закрыты тоже. Уборщик возил по линолеуму полировальную машину. Я вытянулся на ряде пластиковых стульев в зале ожидания и прикрыл глаза. Когда я их открыл, вставало солнце. До меня долетел аромат выпечки и свежесваренного кофе. В магазинах открывались двери. Я купил себе бритву, крем для бритья и пошел в мужской туалет. Из зеркала на меня посмотрело совсем другое лицо. С тем же нахмуренным лбом – но с осознанными глазами. Что же я осознал? Пока непонятно.

Мне вспомнились Билл и Бад. Они предупреждали меня, что разочарование – самая большая опасность, поджидающая впереди, и оказались правы. Но в то утро, избавившись от старых иллюзий насчет отца, и насчет других мужчин, и насчет мужчин в целом, я принялся насвистывать, похлопывая кремом для бритья по щекам, потому что утрата иллюзий означала, что я свободен. Некому поклоняться и некому подражать. Я не сожалел о своих иллюзиях и уж точно не собирался оставить их в мужском туалете аэропорта. Потребуются годы, чтобы избавиться от некоторых из них, а какие-то со мной навсегда. Но процесс запущен. Твой отец – плохой мужчина, но ты – не твой отец. Сказав это парню в зеркале с пенистой бородой, я ощутил собственную независимость. Свободу.

Я купил себе кофе и уселся в центре зала под табло с прилетом и вылетом. Так много городов. Так много мест, чтобы начать все сначала. Может, я вернусь в Аризону рассказать матери, что восстал против отца. Может, полечу в Нью-Йорк посмотреть на лица парней, когда я войду в дверь «Публиканов».

И тут три на удивление вдохновляющих слова вспыхнули у меня в голове. Выбери собственное приключение.

Я позвонил Макгроу и Джимбо в Колорадо. Когда я рассказал Макгроу про драку с отцом, он захихикал. Макгроу снова смеялся. От его хихиканья я захихикал тоже, и сразу понял, где мне надо быть.

– Джуниор! – воскликнул он, хватая меня в объятия, стоило мне выйти из самолета.

– Джимбо, – ответил я, – опять ты спасаешь мне жизнь.

Прошло всего восемь месяцев с тех пор, как мы виделись в последний раз, но Джимбо изменился до неузнаваемости. Стал больше, старше, краснее, и совсем не походил на молодого Бейба Рута, а превратился в молодого Стива. У него появилась та же походка, то же выражение ответственности на лице и даже собственная чеширская улыбка.

– Где Макгроу? – спросил я.

– Работает. Твой кузен – новенький уборщик в местном отеле.

Стояло восхитительное июньское утро. Небо напоминало синее стекло, а воздух на вкус был как вода из ледника. Джимбо сложил крышу своего «Джипа», и пока мы с ним карабкались на предгорье сразу за Денвером, волосы нам отчаянно трепал ветер. Преодолев особенно крутой подъем, «Джип» издал хриплый громоподобный рев. Я повернулся вправо и понял, что ревет не машина, а стадо бизонов, мчащихся вдоль шоссе. А потом, выпрямившись, я впервые увидел Скалистые горы. Верблюжий Горб по сравнению с ними казался прыщом. Я охнул, и Джимбо заулыбался, словно это он водрузил их тут. Я надеялся, что горы, как некоторые люди, не окажутся более впечатляющими с дальнего расстояния.

Перекрикивая шум мотора, Джимбо задал вопрос о парнях из «Публиканов». Я горел желанием рассказать ему о Вонючке, но у меня было такое ощущение, словно я долго просидел в темноте, и теперь мне хотелось погрузиться в этот сверкающий горный солнечный свет и на какое-то время забыть о тенях. Да и к тому же нам предстояло встретиться с Макгроу в баре. Там им обоим и расскажу.

Я откинулся на спинку сиденья и стал слушать кассету Джимбо в магнитоле. Оллмэн Бразерз. «Синее небо».

Ты – мое синее небо.
Ты – мой солнечный день.
Ты уносишь меня за собой,
Когда твоя любовь со мной.