– Она нисколько не изменилась.
– И?
– А я – да.
Сидни объяснила, честно и откровенно, почему приняла решение не в мою пользу тогда, много лет назад. Ее насторожило мое тогдашнее увлечение баром. Я сказал Мишель, что настороженность Сидни была совершенно оправданной.
После ужина мы с Мишель отправились еще посидеть в бывших «Публиканах». Сели в алькове возле двери, и я заметил, что настроение у нее поднялось, пусть и ненамного, стоило вернуться воспоминаниям о хороших временах. Однако мысли ее быстро вернулись обратно к мужу. Он был такой хороший человек, сказала она, и повторила «хороший человек» несколько раз. А еще просто обожал Мэттью. Теперь Мэттью будет знать Майка только по письмам, фотографиям и рассказам. Она волновалась, как ее сын будет расти без отца, как его отсутствие на нем скажется.
– Ну, хотя бы у него есть дядьки, – добавила Мишель со вздохом. – И кузены. Он без ума от своих кузенов. Да и в школе будет много детей, которые лишились отцов, так что он не будет себя чувствовать… не таким, как все.
Я откинулся на спинку стула. До сих пор это мне в голову не приходило. Манхассет, где я когда-то считал себя чуть ли не единственным мальчиком без отца, был теперь полон детей без родителей.
Я трудился над материалом о Манхассете несколько месяцев, кочуя между своей квартирой в Гарварде и комнатой в отеле на окраине Манхассета, и наконец редакторы сказали, что мое время истекло. Я должен ехать в Денвер. Я сел и написал статью за один присест. Написал о бесконечных похоронах, которые продолжались даже спустя месяцы. О настроении на Плэндом-роуд, где бары и церкви постоянно были полны. О вдове, которая не могла себя заставить перегнать машину мужа от железнодорожной станции. Неделю за неделей машина стояла на месте, вся в свечах, и ленточках, и записках с выражениями сочувствия и любви. Время от времени вдова появлялась, чтобы уехать на ней, и люди на Плэндом-роуд смотрели, как она сидит за рулем, глядя в пространство, не в силах повернуть ключ. Я писал в лихорадке, в трансе, о своем родном городе, впервые испытывая творческий катарсис. Слова так и лились, их не приходилось подбирать. Гораздо сложнее было остановиться.
Покончив с черновым вариантом, я поехал прокатиться. Начал со стадиона «Мемориал», где уселся на солнышке, испытывая головокружение от усталости и ностальгии. Глядя на бейсбольный восьмигранник, вспомнил, как в семь лет впервые увидел софтбольный матч команды «Диккенса». Вспомнил наши с Макгроу игры в детской лиге и ту судьбоносную разминку, когда нам было по двадцать. От воспоминаний меня отвлекло появление четверых человек, явившихся поиграть в бейсбол – троих мужчин моего возраста и мальчишки лет одиннадцати с большими глазами и кривоватой улыбкой. Судя по всему, родственные отношения его ни с кем из этих мужчин не связывали. Он был в очках с толстыми стеклами и играл осторожно. Но двигался решительно и проворно и мог постоять за себя. Мужчины просто вышли размяться, но для мальчика то было событие, которое он запомнит на всю жизнь. Наверное, он думал так же и потому не заметил, когда один из парней послал ему пас. Мяч ударил мальчика по лицу, сбив очки и заставив замереть на месте. Мужчины бросились к нему.
– Ты в порядке? – спрашивали они.
– Все хорошо, – отвечал мальчик, застенчиво улыбаясь и потирая красный след от мяча на щеке.
– Да, – воскликнул один из мужчин, – он у нас парень крепкий, – и остальные зааплодировали, стали хлопать его по спине, а мальчик обводил их глазами, одного за другим, с такой отчаянной любовью и признательностью, что на глаза у меня набежали слезы.
Я вернулся в машину и поехал по Шор-драйв, глядя на воду. Мужчина, владевший самым роскошным домом на берегу в Манхассете, погиб при атаках. Он звонил жене за минуту до смерти, и теперь она заперлась в одиночестве в их роскошном особняке под стать Гэтсби, преследуемая звуками его голоса. Я следовал маршруту, по которому мы с мамой катались на нашем «Т-Берде», от Шор-драйв до Плэндом-роуд и потом к Шелтер-Року. На всем пути из окон вывешивались американские флаги, а с деревьев свисали желтые ленточки. Я двинулся дальше на восток, к тете Шарлен, и провел у нее вечер за кофе, пересматривая видео с выпускного вечера Тима в университете Сиракуз.