Нежный человек

– Уф, проклятущий дождь! Что сидите? О чем говорите? Тебе, Маришка, моя философочка мозги пудрит? Ну-ну! Слушай ее больше, она тебя научит, как сделать так, чтобы выполнять ее приказы. Тоже мне генерал в юбке!

– А я разве не человек? – спросила Лариса Аполлоновна с упреком, отворачиваясь от дочери. – Или я нравственно неполноценный человек?

– Нет, человек, только со свойством эгоцентризма.

– Я? – удивилась Лариса Аполлоновна, посмотрела на Марию. – Да я мою жизнь капельку за капелькой людям отдала.

– Давила кровинушку, а выдавила человечность, – продолжала Ирина, переодеваясь в своей комнате.

– Сделай ты для людей столько, сколько мне пришлось для них сделать, и тебе памятник из бронзы поставят, – обиженно, со слезами в голосе проговорила Лариса Аполлоновна.

– Да уж я вижу. Только плевать я на памятник хотела.

– Выходит, я дура, что столько сделала? А я своего добьюсь. И вон, и вон, и вон – мебель, квартира, дача. Между прочим, высшая нравственность мною руководила – чтобы моя дочь все имела. Вот! Я не говорю, что это моя вершина! Я своего добилась, но я свое взяла еще не до конца. Я вижу: другие идут дальше! Ты думаешь, я не вижу. Нет, я не слепая. И не перебивай меня, не перебивай. Я такого не люблю.

***

Лариса Аполлоновна, пользуясь случаем, что дочь одевалась и не перебивала ее, горько говорила о своей тяжелой жизни.

Мария перестала слушать, прикрыла глаза, уйдя в себя. Ей снова представилось: бесконечный луг с высокими травами и над лугом волновались светлые облака, низко опустившись, почти касаясь метелок росшего островками ковыля; облака светились изнутри мягким заманчивым светом, а в них шевелились, перемещаясь, тени, и эти тени – не люди и не звери, в них словно царствовал невидимый мир, в котором не хотелось жить, но был он так заманчив и приятен, что становилось беспричинно грустно. Мария смотрела на себя будто со стороны – ходит по лугу, метелки ковыля ласково касаются ее голых коленей; похрустывает мягкая душистая травица, облако медленно поворачивается, и видит в нем Мария кого-то, слышит шепот, говор, шум вкрадчивых шагов, но в то же время словно и не видит и не слышит, представляется – это происходит с нею; она и облако, и солнце, и трава, и тени, и голоса. Плывут облака, тихая, еле слышимая, но отчетливо воспринимаемая ниспадает мызыка, поглощает все мысли и чувства Марии, и от этого на душе становится так поразительно светло, точно на свет сию минуту появилась. Мария изо всех сил старалась продлить свое состояние, хотя уже и слышала, словно издалека, как к ней несколько раз обращалась тетя. Мария ощущает прикосновение ветра, будто от взмахов крыльев могучей птицы. Сильные крылья невидимой птицы колеблют облако и воздух. Когда Марию окликнули ужинать, она открыла глаза, но в ней жило еще желание броситься на луг, чувствовать этот ветер и солнце и закричать: «Ма-ма!»

***

Утром, как обычно, Мария проснулась рано. Лариса Аполлоновна сидела за столом и внимательно разглядывала драгоценности, разложенные на большом черном куске бархата. Мария ахнула, увидев множество драгоценных камешков, оправленных в золото, серебро, белый металл. Камни светились белым светом, рубиновым, изумрудным, желтым…

– Тетя Лариса! Ах! – воскликнула она, поражаясь красочной игре цветов на черном бархате, блеску, причудливым формам. – Ах! Тетя Лариса!

Лариса Аполлоновна, видать, сама залюбовалась камнями, иначе бы почувствовала, как, проснувшись, подошла к ней Мария; тетя заслонила собой драгоценности и проговорила недовольно:

– Подглядываешь?

– Что вы, тетя Лариса, пора вставать, на работу собираться.

– А чего не спишь?

– Так на работу, говорю.

– В шесть часов – на работу? – Лариса Аполлоновна, прикрыв драгоценности полотенцем, подозрительно посмотрела на племянницу и покачала головой. – Иди спи. Постой. А скажи, у тебя нет золотого кольца?

– Есть. Золотое с александритом – папин подарок. А обручальное я вернула бывшему мужу на память, прощальную. Это когда он стал упрекать, что подарок мне сделал – кольцо подарил. Со злости, конечно, швырнула я, пусть берет и не плачет. Правда, он его тоже не подобрал. Вот я дура, думала потом, а кольцо-то пропало.

– Золотом, милочка, цари не бросались.

– Так то цари. Цари и нынче не бросаются золотом, а нам, тетя Лариса, не грех бросить. – Мария хотела рассмеяться, но увидела, что тетя смотрит на нее как-то подозрительно.

– У тебя серег нет?

– Нету. Я их сроду не носила, хотя мочки мама проколола давно, в третьем классе.

– А ну-ка принеси сумочку свою.

– Зачем, тетя Лариса?

– Неси, неси.

Мария принесла сумочку и в нерешительности протянула ей. Лариса Аполлоновна вытряхнула содержимое, тщательно проверила и сложила обратно.

– Серьги с изумрудом – нет их, – продохнула она. – Все перерыла. Вчера видела, я каждый день просматриваю. Сегодня – нет.