Нежный человек

– Вы, тетя Лариса, меня подозреваете? – спросила задрожавшим голосом Мария, почувствовав на глазах слезы, схватила сумку, оделась, хлопнула дверью, и уже только на улице пришла ей в голову дерзкая мысль: вернуться и бросить тете Ларисе в лицо кольцо, подаренное отцом, со словами: «Если вы так низко пали, подозреваете меня, то нате вам, я больше ценю человека, чем золото!»

***

Весь день не могла успокоиться и дала себе слово, что больше никогда не зайдет к тете Ларисе. Такого позора ей еще не приходилось испытывать. В первые часы все валилось из рук, каждая жилка в ней трепетала от возмущения. Никому из подруг Мария не рассказала о случившемся. Да и как можно рассказать о таком позоре? Подруги – кто тайно, а кто и явно – завидовали Дворцовой, тому, что Мария живет у богатой тетки, в большой квартире.

Вечером, мало-помалу успокоившись, Мария позвонила Топорковой, поехала к ней домой и рассказала обо всем. Аленка не удивилась, выслушала спокойно, предложила кофе.

Часа через два, выходя от подруги, Мария заметила в дверном проеме мужчину. Его поза испугала Марию – стоял, загородив собой дорогу. У Марии от испуга кольнуло в груди, собиралась бежать обратно, приостановилась и узнала в мужчине Алешу Коровкина. Он замерз – зуб на зуб не попадал. Стояла промозглая туманная погода. В переулках висели сырые испарения; по улицам широкими клочьями бродил туман; верховой ветер, не обрушиваясь на улицы и переулки, разгонял облака, и они стремительно неслись с севера, обещая новые холода. Проглянувшая сквозь рваные просветы мутная луна как бы убеждала людей в приближающемся похолодании. Сделав вид, что не заметила Коровкина, Мария прошла мимо.

– Своих не узнаешь, Машенька? – хрипло спросил мастер, направляясь за ней, но она шла и шла, стуча каблуками и ощущая уверенность в себе от стука своих каблуков, оттого что встретившийся мужчина оказался знакомым, от твердо принятого решения окончательно поселиться в общежитии. Человек, родная тетя, чуть ли не объявляет племянницу воровкой; борец за нравственность со всеми своими заботами о родных, о людях, обо всем человечестве оказался мелким и подозрительным человечком. Теперь она знает, с кем имеет дело.

Вот улица; окна светятся; небо над головой в суматохе туч; сквозь них проглядывает луна, а под ногами – твердая земля. Что еще нужно молодой женщине? Но тут Мария снова вспомнила об утренней сцене. Сережки! Да она могла бы эти серьги бросить на асфальт и растоптать, и только ради честного взгляда.

– А я иду, – проговорил мастер Коровкин, перебивая ее мысли. – Я совсем замерз.

– Ох, это ты! – всплеснула руками Мария, приостанавливаясь и насмешливо глядя на него, одетого в коротенькую куртку, которую он носил во все времена года. – А я думаю, кто за спиной хоронится и не показывается на глаза? А это ты? Мастер! Чего же делаешь, мастер Алеша, тут? Чего ты молчишь?

– Я не могу говорить, надо согреться, – отвечал Коровкин, стуча зубами. – Замерз. Совершенно в полном холодном аспекте. От головы и до пят мороз продрал.

– Да в чем же дело? – игриво спросила Мария. – Пойдем в ресторан, посидим, согреемся вином. Или, как говорят: у меня в кармане – вошь на аркане! У меня только на газированную воду, а автоматы зимой опечатаны. Мастер Алеша, нельзя так жить, столько работаешь, делаешь, строишь, учишься, а с таким дырявым карманом ходишь, стыдно просто.

Они шли по улице, Мария шутила, издевалась над мастером как хотела, удивлялась себе и не могла понять себя, своих слов; смеялась и в метро, на нее оглядывались люди, а Коровкин, отошедший от холода, молча и грустно слушал Марию, поражаясь ее словам.

На «Площади Революции» мастер предложил выйти из метро. Мария согласилась, и они побрели подземным переходом к улице Горького.

– Мне кажется, мы идем в ресторан «Националь», или ты желаешь в самый настоящий «Метрополь»? Ну что ж, пойдем в «Метрополь». Посидим, поедим устриц, говорят, что там можно поесть черепашьего супа или стерляжью уху? Я такого ни разу еще в жизни не пробовала. Я согласная, – говорила Мария, смеясь и взяв мастера под руку.