Нежный человек

– Я могу и уйти, – отвечал, улыбаясь, он, все еще не закрывая дверь. – Здравствуйте, Маша. – Он вошел, поцеловал Машину руку и, задерживая ее в своей, чуть-чуть прищурил свои большие глаза, глядя ей прямо в лицо. – Как поживаете? А вы не изменились.

– Спасибо, – отвечала еле слышно Мария, и тот взгляд, в тот самый первый день знакомства с ним, когда Оболоков предложил ей место домработницы, те самые глаза посмотрели в ее глаза и вызвали прежние неопределенные чувства, предполагавшие нечто между ними, что могло быть радостью, но что по непонятной причине не состоялось.

– Ну, как мы живем? – спросил опять Оболоков, как бы стараясь заглушить то знакомое чувство. – Мой приятель, доктор наук, с ним Ирина знакома, говорит обычно в таком случае, что земля вертится с прежней скоростью и по прежней орбите – значит, ничего нового на земном шарике, потому что параметры скорости и орбит вызвали запрограммированные функциональные особенности биологического организма. Но англичане говорят: лучшая новость та, когда нет новостей. По сей причине я поздравляю с хорошей новостью.

Мария старалась не смотреть на Оболокова, присела к столу – коротенький халат разлетелся, оголив ее крепкие ноги. Поймав тот, прежний, взгляд Оболокова, брошенный на ее ноги, хозяйка вскочила.

– Ой, я забыла, чай будете?

– Я ничего не хочу, – холодно проговорила Ирина. – А он – не знаю.

– Я буду, – ответил Оболоков, возражая Ирине. Мария прекрасно поняла их обоих; слова эти должны были, по его предположению, вызвать чувство ревности у Ирины и определенную реакцию у Марии; «я буду», говорящее о самостоятельности и полной независимости Оболокова от Ирины, смутило Марию. Она не могла определить взгляд, в нем таилось нечто, будто приоткрывалась маленькая щелочка, из которой проглядывал истинный Оболоков, говорящий, что я – вот откуда смотрю, а остальное – не я, этот взгляд из щелочки как бы касался ее сердца.

Вскоре сели пить чай. Оболоков завел разговор о значении личности в наше космическое время, о том, что понятие личности приобретает новое наполнение, а следовательно, и новую форму.

Такой странный разговор, когда высказывался один Оболоков – будто читал лекцию, – продолжался примерно с час, пока не постучали. В дверях стоял мастер Коровкин – в кепке, своей извечной курточке, с длинным, обмотанным вокруг шеи шарфом. Он снял новенькие кожаные перчатки, приобретенные буквально вчера, посмотрел на Дворцову и спросил:

– Мария Викторовна тут живет?

– Да, – растерялась Мария. – Тут.

– Я на правах проверяющего списки по выборам.

– Заходите.

– Не могу, – отвечал несколько торжественно Коровкин. – Я при деле официальном. Эти товарищи у вас проживают? Вижу, что чужие. А Конова Вера Константиновна?

– Так заходите, – пригласила Мария.

– Не могу на многое время, а вот на минуточку – с вашего позволения и с разрешения дамы в штанах, если не возражают.

– Заходите. Шуриной нет, дежурит, – обрадовала его Дворцова.

– С жданными гостями чайку можно, если позволит дама в штанах, – манерно говорил Коровкин, проходя в квартиру, снял куртку, кепку и, не останавливаясь, небрежно швырнул в угол. – Чайку, если позволите, можно! Оболоков привстал и протянул руку, назвав себя, кивнула недовольно, внимательно присматриваясь к вошедшему, Ирина.

– Курите? – спросил Коровкин, присаживаясь за стол.

– Курим, – ответила с ехидненькой улыбочкой Ирина и протянула ему пачку американских сигарет. – Курите. Вы слесарь?

– Я не курю на данном этапе исторического развития, – ответил с вызовом Коровкин, скосивши глаза на пачку и отмечая ее необычность, но и виду не подал, что ему интересно. – Я между тем не слесарь, а мастер, я человек воспитанный и очень даже неплохой. А вы кто такая?

– Я учительница в школе, а он кандидат наук, преподает в вузе, – отвечала Ирина с нескрываемой гордостью.

– Ученые люди, – проговорил мастер, обращаясь к Марии. – За здорово живешь не обойдешь. Это дело, вот что я скажу. Это дело, очень даже. В моей последней беседе с министром он мне задал категорический и даже принципиальный вопрос сакраментального свойства, имеющий, может быть, я не стану с полной достоверностью утверждать, международное значение в молекулярном аспекте. Собираюсь ли я стать доктором наук? – вот большой вопрос. Я ответил: нет у меня времени на размышление, с моими четырьмя институтами.

– Ладно говорить, давайте чай пить, – сказала Мария, оживляясь. – А то Алеша Коровкин наговорит такое. Давайте пить.

– Ученые люди, Машенька, очень всегда вежливые, они меня послушают, а я поговорю, – смело отвечал Коровкин.

– Вот мы с женщинами рассуждали о личности, как таковой, – начал Оболоков, несколько насмешливо поглядывая на Коровкина, но сказал с той долей придыхания в голосе, что придавало его словам доверительность. – Как вас, кстати, звать?

– Алексей Титыч Коровкин.

– Алексей Титыч, как вы считаете, что означает «личность»? – Оболоков посмотрел вопросительно на Марию, перевел взгляд на Ирину, как бы спрашивая их разрешения вести разговор. – Есть личность ученого, рабочего и т. д.