Нежный супруг олигарха

– Некоторые люди, – пояснила собеседница, – очень горюют по умершим, прямо разума лишаются. Церковь, кстати, подобное поведение не приветствует, покойного следует вспоминать изредка, на то в году специальные дни имеются. Но кое-кто льет слезы годами. Олег и Бекки очень переживали несчастье. На похоронах Алисы моя сестра положила в гроб свой носовой платок. Я сказала: «Немедленно достань, это плохая примета, нельзя ничего своего в гробу оставлять, иначе привязь получится, ну вроде невидимая нить из земли протянется и тебя на тот свет утащит». Но Бекки не послушалась. И что вышло?

– И что? – эхом отозвалась я.

– Сначала Олег умер – он после смерти дочери пил, не просыхая, и попал в ДТП, – еле слышно завершила рассказ Сурганова, – а потом и Бекки скончалась.

– Давно ваша сестра умерла?

– Два года назад. И знаешь, – моя собеседница неожиданно усмехнулась, – мне вдруг стало комфортно. Я почти забыла страх и ужас, начала жить спокойно, без всяких чужих заданий. Ем, пью и одеваюсь на зарплату, доллары, полученные от Бекки, не трачу, это грех, сдаю ее квартиру – она мне по наследству отошла. Вот только сейчас мне показалось… что ты от нее… что жива она…

– Вы же видели сестру в гробу, ходите к ней на могилу, – попыталась я вразумить ее.

– Нет, – помотала головой она, – Бекки погибла в рейсе, очень далеко отсюда, на Дальнем Востоке. Во время остановки на одной станции она побежала зачем-то в здание вокзала, прямо через пути, и попала под поезд. Ее там и похоронили. Так что не видела я Бекки мертвой.

– Вы не захотели перевезти тело в Москву? – изумилась я. – А так долго рассказывали о своей трогательно-нежной любви к сестре!

Таисия Петровна всхлипнула.

– Дурацкое совпадение. Бекки ушла в рейс, а я… Понимаешь, я верю в бога. Не так, как все сейчас, показушно, а по-настоящему, глубоко! Понимаешь?

– Понимаю, – растерянно откликнулась я. А что еще можно сказать в подобной ситуации?

– В московские храмы я не хожу, – ажитированно продолжала женщина, – столичные священники порочны, нет в них истинной святости. Несколько раз в году езжу в монастырь, к матушке Филимоне. Я хочу постричься в монахини, замолить грехи отца и сестры. В середине жизни я поняла – мой долг спасти их души. Вот деньги лежат, ни копейки не потратила, а почему? Матушка Филимона мечтает о школе для сироток, но никак нужных средств не наберет, вот я и решила: насобираю пятьдесят тысяч долларов, привезу ей и скажу: «Это на школу, возьмите меня в монастырь, только работой не напрягайте – стану сестру с отцом отмаливать». Но после смерти Бекки запас тяжело пополняется, медленно.

Медсестра уставилась на меня, я не нашлась, что ей сказать. На язык просились совсем ненужные фразы вроде таких: «Покупка места в монастыре не приблизит к богу, желание молиться исключительно о своих родных, не выполняя никакой другой физической или душевной работы, не свидетельствует о глубокой вере». Вполне вероятно, что настоятельница спросит у новой послушницы: «Где ты взяла такие огромные деньги?» Неужели она ответит правду: «Это плата за помощь в незаконных действиях»?

– В общем, Бекки отправилась в рейс, а я уехала в монастырь, – сказала Таисия Петровна. – Взяла отпуск на работе и объяснила, что купила путевку в санаторий. Меня пытались найти, когда произошло несчастье, но не смогли, вот и похоронили сестру где-то, в чужой земле, на краю света.

– И вы ни разу не ездили на могилу к Бекки?

– Нет. Денег много надо, билет-то ого-го сколько стоит!

– Но у вас же лежит в загашнике почти пятьдесят тысяч баксов!

– Это на мечту, – отрезала будущая монашка, – их трогать нельзя. Коплю на школу. Даст бог, скоро наберу и тогда буду своих отмаливать: папу и Бекки.

– А Алису? – задала я провокационный вопрос.

– Она этого не заслужила, – злобно бросила, как выплюнула, Таисия Петровна, – пусть горит в аду. Меня соблазнила, а это страшный грех. Человек слаб, он поддается искушению. Кто виноват, если у честного человека рука к злату потянулась, когда другой, плохой, его специально коварно подсунул? Тот, кто искушал, а не тот, кто взял!

И тут меня осенило:

– Вы соврали!

Щеки медсестры вспыхнули огнем.

– Я никогда не лгу!

– С этим заявлением можно поспорить, – резко возразила я. – Оно само по себе уже ложь, но вы совершили больший грех.

– Какой? – прошептала женщина.

– Помочь тайком вынести тело Полины Брызгаловой вас попросила не Бекки, а ее внучка Алиса, да?

– Нет, – слабым голосом сказала собеседница, – нет, нет…

– Да! – перебила я ее. – Отсюда и рассуждения о виновности того, кто искушает.

Женщина закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону, но мне ее было не жаль.

– Знаете, как дело обстояло? Алиса пришла сюда, – безжалостно излагала я свою версию событий, – и предложила вам крупную сумму. Уж не знаю, где она взяла деньги, наверное, украла. И вы, одержимая желанием уйти в монастырь, получить там особый статус, дрогнули и выполнили работу. Бекки была не в курсе той истории, так?

Медсестра заплакала. Я подождала, пока поток слез иссякнет, и повторила:

– Ведь так?