– Значит, она все же жива, – еле слышно прошептала Таисия Петровна, – и ты сейчас играла со мной, как кошка с мышью. Никто, кроме нас, о той истории не знал. Но Алиса… она…
– Проболталась Бекки?
– Да.
– И вы с сестрой повздорили!
Сурганова подняла голову.
– Повздорили… О боже, нет! Мы поругались насмерть! Бекки примчалась сюда ночью…
Я притихла в кресле – кажется, сейчас Таисия говорит правду.
Медсестра никогда не видела Бекки в таком гневе и никогда не слышала из ее уст подобных слов. Она даже не предполагала, что Бекки знает столько ругательств.
– Сука! – шипела сестра, в грязных сапогах вбежав в комнату. – Гадина, Алиска мне все рассказала! Как ты могла? Не спросив у меня!
Тася залепетала про монастырь, школу, мать Филимону, но Бекки, отвесив сестре пару пощечин, заявила:
– Всю жизнь я берегла тебя, сама работала, ты лишь на подхвате была. Мразь! Надо бы тебе правду рассказать, да не могу, времени нет. Сутки мне всего дали, чтобы все исправить, наказали за тебя. Убийца!
– Кто? – зарыдала Тася.
– Ты, – безжалостно заявила Бекки. – Раскрой глаза, хватит белой лебедью прикидываться! Ты ничего не знала?
– Ты о чем? – затряслась сестра.
– Не понимала? – наседала Бекки.
– Нет!
– Не задавала себе вопросов, отчего мы хорошо живем?
– Нет.
– Сволочь! – рявкнула Бекки. – Чего тогда в монастырь лыжи навострила? О каких грехах молиться решила? Святоша!
Таисия забилась в угол кресла.
– Ты еще понадобишься, – жестко заявила Бекки, – рано или поздно к тебе придут от меня. Я из могилы сумею человека послать, и упаси бог его ослушаться, он тебя и в монастыре отыщет, из-под земли достанет, из гроба. Жди гонца, сука! Ты мне больше никто, и прикрывать тебя я не стану.
Отвесив сестре еще одну оплеуху, Бекки ушла. А затем начались несчастья: смерть Алисы, Олега, самой Бекки.
– Но она не умерла, – лепетала сейчас Таисия Петровна, – ты от нее явилась. Приказывай, я поняла, что ты специально со мной говорила, выясняла мое настроение…
– Где сейчас Бекки? – спросила я.
– Не знаю! Ей-богу! Не проверяйте меня больше! Мне очень плохо! Я не слышала ничего о сестре! Давно! – заплакала медсестра. – Я ее предавать не хотела, я знаю, ты тоже «проводник», только поэтому и откровенничала с тобой. Я никому никогда ни гу-гу! Я честная! В монастырь уйду, прямо сейчас…
Глава 27
От Таисии Петровны я вышла с гудящей от боли головой. За довольно короткое время я узнала кучу шокирующих сведений, но целая картинка никак не складывалась. Так что же мы имеем?
Отвязная девочка Алиса, близкая подруга Наташи Фоминой, решила сжечь в бане тело Полины Брызгаловой. Почему? Какой в этом смысл? Куда подевалась Фомина? Она явно участвовала в дикой затее. Какое отношение ко всему этому имели Леся Рыбалко и Стефа Гроздинская? Обе девушки, как, впрочем, и сама Алиса, попали под колеса автомобиля. Если все участники жуткой «забавы» погибли, то почему осталась жива Наташа Фомина? Где она? Живет под другим именем? Отчего никто из участниц спектакля, знавших правду, не сообщил милиции истину про Костю Рогова? Парень-то получил срок за убийство Фоминой. Кстати, на основании чего его сунули за решетку? Какие улики изобличали юношу? И, что самое главное, зачем, по мнению следствия, он убил однокурсницу, каков мотив? Он должен быть весомым, раз сначала следователь, а затем и суд сочли студента преступником. Почему Дима, сын Коваленко, покончил с собой? Его прощальное письмо такое странное, со сплошными недомолвками… Зачем приятелю Наташи Фоминой понадобилась шкатулка Катюши? Или он охотился за фишкой? Но тогда по какой причине утащил шкатулку? Каким образом вернул ее на место? Кошмарное количество вопросов, а ответов нет.
Теперь к мигрени добавилось еще и головокружение, надо срочно выпить сладкого крепкого кофе и успокоиться.
Я посмотрела по сторонам и, увидев неподалеку торговый центр, побрела туда, с трудом переставляя ноги. Скорей всего в магазине найдется кафе.
Забегаловка была на последнем этаже. Я поставила картонный стаканчик на поднос, повернулась и случайно толкнула парня в ярко-оранжевой ветровке, стоявшего за мной в очереди.
– Ну ты, глаза-то разуй! – немедленно начал орать юноша. – Распихалась тут, на ногу наступила, ботинок измазала… Че уставилась?.. Вали давай!
Я хотела возмутиться, но тут другой посетитель, мужчина лет сорока в очках, с кейсом в руке, неожиданно пришел мне на помощь.
– Как вам не стыдно! – с чувством произнес он, обращаясь к грубияну. – Разве можно так ругаться!
– Она мне ногу оттоптала, – не сдался парень, – и локтем пихнула.
– Не нарочно ведь, – укоризненно заявил очкарик, – она же женщина, надо понимать.
Тетки, стоявшие в очереди, с явной благожелательностью уставились на интеллигента с портфелем. Грубиян, почувствовав всеобщее осуждение, притих, а очкарик продолжал:
– Она же безмозглая баба, вот и не соображает, куда прет!
Я к тому моменту успела взять в руки стакан и отхлебнуть малую толику напитка, но последнее заявление «интеллигента» заставило меня поперхнуться.
– Воспитанным надо быть, – закончил выступление женоненавистник. – И помни: все бабы безумные.