Незначительная деталь

Я вижу его издалека среди желтых холмов: к моей цели ведет узкая заасфальтированная улочка, которая заканчивается среди цветов, карликовых пальм и домов красного кирпича – поселения Нирим. Подъехав к блокпосту у главного входа в поселение, я торможу и жду, пока кто-то из местных обратит на меня внимание, но ничего подобного не происходит. Подождав еще немного, я подъезжаю ближе к железным воротам и сторожевой будке – в ней никого нет. Я выбираюсь из машины и подхожу к воротам. Солнце печет нещадно. Взявшись за горячие железные прутья, я тяну и открываю ворота сама. Возвращаюсь в машину, проезжаю, вылезаю, закрываю ворота за собой, снова сажусь в автомобиль, беспрепятственно двигаюсь дальше и вскоре оказываюсь, должно быть, в старой части поселения – выглядит она полностью заброшенной. Справа от меня стоит огромный сарай, рядом с ним возвышается водокачка с цистерной наверху. По левую сторону улицы – несколько хижин, очень похожих на те, что показывали в том фильме в Яффе, в Музее Армии обороны Израиля. Скорее всего, это и есть место преступления. Возможно, именно в этой хижине жил командир взвода, а вон в той, по виду самой старой, держали девушку до того, как ее изнасиловали солдаты. Я выбираюсь из машины и направляюсь к этим двум хижинам. Стою там некоторое время, рассматривая их, обхожу строения кругом. Затем я двигаюсь к большому сараю, но он оказывается заперт. Тогда я перехожу на другую сторону улицы, к цистерне, и тут меня внезапно охватывает страх. А может быть, страх сидит во мне постоянно и нападает, когда захочет – например, сейчас. Я скорее возвращаюсь к автомобилю и пытаюсь прийти в себя. Надо успокоиться. Я завожу двигатель и еду к выходу из поселения, но через несколько метров сворачиваю на улицу, что ответвляется налево. После всего, что я сделала для того, чтобы здесь оказаться, так просто уехать я не могу. Я веду машину по улице без определенной цели; по левую сторону дороги высятся большие современные дома, перед которыми раскинулись бледно-зеленые газоны, по правую натянута колючая проволока. За ней виднеются окутанные тишиной песчаные холмы, устремленные к небу. Кружа в машине по поселению и по-прежнему не встречая ни одного человека, я наконец замечаю среди запертых дверей одну – стеклянную и полуоткрытую, затянутую сеткой от насекомых. Я немедленно останавливаюсь посреди улицы, выпрыгиваю из машины и по-английски кричу: hello! Никто не отвечает, приходится снова громко крикнуть: hello! Через несколько секунд появляется парень лет восемнадцати. Где здесь архивы или музей? – спрашиваю я. Парень отправляет меня к главному входу, объяснив, что мне нужно небольшое белое здание: там одновременно и архивы, и музей. Я возвращаюсь к машине, и страх снова накатывает на меня. Однако я двигаюсь ко въезду в поселение, останавливаюсь в конце дороги – на этот раз на обочине, выхожу из машины и закрываю за собой ворота. Их скрипу вторит щебетанье птиц, которым полнится воздух. Приблизившись к небольшому старому белому зданию, похожему на то, что описал парень, я стучу и жду немного, но никто не отзывается. Тогда я опять взываю по-английски: hello, – и повторяю громче. Вскоре сзади раздается голос. Повернувшись к источнику звука, я вижу мужчину в возрасте, лет за семьдесят – он стоит напротив меня. Повторив свое hello в третий раз, я спрашиваю, есть ли кто внутри – вдруг он знает. Мужчина отвечает, что сейчас архив закрыт, и интересуется, что именно мне нужно. Чуть дрожащим голосом я отвечаю, что хотела бы ознакомиться с историей Нирима и лично взглянуть на некоторые документы. Дело в том, что я провожу исследование региона и ради этого приехала издалека. Помолчав, мой собеседник говорит: как раз он и отвечает за музей и архив и откроет их только ради меня, хотя официально они закрываются в час дня. Я горячо благодарю, он берется отпирать, а сердце у меня бьется так громко, что едва не отпугивает птиц. Мы входим, с наших лиц струится пот. Мужчина называет свое имя и предлагает мне присесть за большой стол посреди пустого помещения. Сам он подходит к шкафу у белой стены справа от входа и со словами «Ну и жара, правда?» принимается выдвигать ящики и извлекает оттуда несколько папок. Да, соглашаюсь я, не переношу такой жары. Я на самом деле не совсем против нее, отвечает мой собеседник, такая погода напоминает мне об Австралии. Он переехал из Австралии в пятидесятых и остался в этом поселении. Мое имя? Я называю первое неарабское имя, которое приходит мне в голову. Что я исследую? Социально-географический ландшафт этого региона в конце сороковых – начале пятидесятых. Вернувшись с папками к моему столу, мужчина садится рядом, вынимает десятки фотографий, раскладывает их на сверкающей белизной столешнице и начинает объяснять: сам он не профессиональный исследователь, в отличие от меня. Он просто любит фотографию и историю, поэтому и основал этот простой музей, чтобы сохранить хронику и архив Нирима. Перебирая снимки, я прошу мужчину рассказать об этом поселении, и он начинает ясным, чистым голосом без малейшей дрожи или заикания. Этот голос словно тонкая прямейшая нить, которую не так легко перерезать.