Незначительное (ЛП)

  "Ребенок …"

  — Она спит, Кевин. Она только что ушла, прежде чем ты пришел.

  "Удобный."

  — Не говори так.

  — Ну, не так ли?

  «Она будила меня четыре раза за ночь, нервничала весь день. Я не смею будить ее сейчас.

  — Значит, я вернусь позже.

  «Кевин, мама говорит…»

  "Да?"

  – Она говорит, что мне следует обратиться к адвокату.

  Нейлор фыркнул. Что он пришел сказать? Возвращайся домой, Дебби. Сначала несколько дней подряд, если хотите. Мы можем заставить это работать, видите ли. Дебби сидит там, беспомощно глядя на него. Ну, теперь это никогда не сработает, и это был конец. Так что же делали эти слезы, колющие его глаза?

  — Кевин?

  Он распахнул дверь, и вот она, ее драгоценная чертова мать, злорадствует с другого конца зала. Нейлор знал, что единственное, что может удержать его от ударов по ее ханжескому лицу, — это поскорее убраться оттуда. Он оставил входную дверь широко открытой, повернул ключ в замке зажигания прежде, чем успел как следует сесть на сиденье; он прошел пару сотен ярдов по дороге, прежде чем понял, что даже не включил фары.

  Двадцать шесть

  Когда брату Майкла Моррисона, Джеффри, оставалось не так много дней до своего третьего дня рождения, он наткнулся на большое животное, живущее в глубине шкафа его родителей. Он был сделан из мягкого, белого, приятного материала и имел желтые бусинки вместо глаз и кусочки черной нити, чтобы обозначить его рот, нос и лапы. Джеффри вытащил его из пластикового пакета, в котором он укрывался, сквозь груду маминых туфель на свет. Это напомнило ему большую белую собаку, которую их друзья, Палмеры, брали на прогулку и на которой они поощряли его сидеть, когда он был еще моложе. Сначала маленький Джеффри был в ужасе, настаивая на том, чтобы держаться за руку отца; животное извивалось и лаяло под ним, пытаясь вырваться из-под его веса. Но по мере того, как Джеффри становился больше, собака становилась меньше, и Джеффри начал получать от этого больше удовольствия, балансируя на спине собаки, царапая землю пальцами ног, ударяя собаку своими маленькими кулачками, крича и крича от волнения.

  Именно тогда Палмеры подняли его и отказались позволить ему вернуться. «Извини, старина, слишком большой для этого сейчас». Как раз тогда, когда было весело.

  Итак, теперь Джеффри торопливо спускался по лестнице, двигаясь задом наперёд, швыряя за собой новую игрушку.

  — О, Джеффри, — сказала его мать, оторвавшись от книги, которую читала, — откуда ты это взял? Дорогая, посмотри, чем он сейчас занимается.

  — Хм, Джефф, — сказал его отец, выходя из соседней комнаты со стаканом в руке, — готов немного исследовать, а?

  — Собака, — сказал Джеффри, встряхивая ее.

  «Медведь, на самом деле. Это медведь».

  "Собака."

  — Нет, медведь.

  "Собака!"

  «Дорогой, мне бы очень хотелось, чтобы ты не спорила с ним».

  — Смотри, Джефф, — его отец протянул руку, — это белый медведь. Вы, должно быть, видели их на коробке. Те программы, которые вы смотрите. Нет? Мамочка, мы должны отвести его в зоопарк.

  Мама поморщилась и поудобнее повернулась в кресле. В какую бы позу она ни вставала, через несколько минут ей становилось некомфортно. — В любом случае, — сказала она, — лучше забери у него это, пока оно не испачкалось. Твоя мать никогда не простит нам, если кроватка не будет идеально чистой.

  Детская кроватка? Джеффри подумал. Что бы он делал в кроватке? Он больше не пользовался своей койкой; он спал в настоящей кровати со своими любимыми игрушками вокруг головы. Там же собирался спать и этот новый.

  — Ты совершенно прав, — сказал отец и взял медведя за руку. Джеффри стиснул зубы и вцепился в его ноги. «Давай, Джефф. Не хотим причинить ему боль, не так ли? Не раньше, чем новый ребенок даже увидит его.

  Джеффри по-прежнему отказывался отпускать медведя. Какой новый ребенок? Нового ребенка не было. Не было.

  — Видишь ли, милый, — сказал отец, — надо было сказать ему раньше.

  Его мать застонала и медленно повернулась, чтобы посмотреть на сына. «Что, по его мнению, я делаю, бог с ним, весь надутый, как океанский лайнер?»

  Отец Джеффри фыркнул, засмеялся и опустился на колени рядом с женой, поглаживая припухлость под ее свободным серым платьем. «Послушай, Джеффри, иди сюда. Приходите и пощупайте мамин животик. Приходите и почувствуйте, где живет ребенок».

  Прикусив внутреннюю часть нижней губы, Джеффри подошел к тому месту, где сидела его мать. Он не поверил. Он не верил, что там живет ребенок. Как это могло быть? Как игрушечный мишка в полиэтиленовом пакете в задней части шкафа. Это было другое. Медведь был ненастоящим. Младенцы были. Джеффри качнул медведя вверх и назад и со всей силы ударил по животу матери.

  Так получилось, что нос Джеффри Моррисона впервые был окончательно вывихнут; темноволосый Джеффри, которому действительно три года и который отодвинут на обочину взрослой активности и обожания.

  «Кто же тогда любит своего младшего брата?»

  Нет, Джеффри был бы тронут, чтобы ответить, черт возьми!

  Но время — великий целитель и сглаживатель; Джеффри понял, что у младших братьев, как и у больших белых собак друзей семьи, есть свое применение. И удовольствия.