Незначительное (ЛП)

  — Может быть, я тоже гей.

  — Я так не думаю.

  "Откуда вы знаете?"

  Патель улыбнулся и отхлебнул пива; он думал о том, как она поцеловала его, как только они вошли в лифт, даже не дожидаясь, пока двери захлопнутся за их спинами.

  — Что с тобой сегодня вечером?

  Рэймонд пошаркал кроссовками по краю бордюра. "Ничего такого."

  — Ну, что-то на тебя нашло. За весь вечер ты и двух слов не сказал.

  «Это не весь вечер, дурак!»

  — Не называй меня глупым.

  — Тогда не веди себя так. Если что, всего полвосьмого.

  — Да, ну, — нахмурилась Сара, — мне кажется, что это намного дольше, это все, что я знаю. Час с тобой, когда ты в таком настроении, и это как вечность».

  — Да?

  "Да."

  «Ну, тогда есть один способ сортировки, не так ли?» И Рэймонд развернулся на каблуках и зашагал через площадь, засунув руки в карманы джинсов, не обращая внимания на запоздалый крик Сары: «Рай-о!» когда он пнул ногой и отправил в полет над фонтаном дюжину грязных голубей.

  Сменив передачу, приближаясь к гребню холма, Нейлор тоже был близок к тому, чтобы передумать. Ускорьтесь мимо дома, двигайтесь по кольцевой развязке, вернитесь тем же путем, которым он пришел. Вернуться к тому месту, которое они с Дебби выбрали вместе, — дом для начинающих в уютном поместье, стены такие тонкие, что никогда не было необходимости чувствовать себя одиноким. Так думал Кевин Нейлор.

  Взглянул в зеркало, указал, остановился. Движение занавески, когда он поставил ручной тормоз, отстегнул ремень безопасности, выключил свет.

  Мать Дебби заставила его ждать, а затем поприветствовала его с лицом, как уксус. Это ему показалось, или внутри всегда пахло дезинфицирующим средством?

  — Она там.

  Там была средняя комната, столовая, хотя Нейлор и представить себе не могла, что мать Дебби когда-нибудь пригласит кого-нибудь на ужин. Если только это не местный гробовщик.

  Дебби сидела в дальнем углу, рядом с задернутыми занавесками на окне, прямо в кресле «Паркер Нолл» с полированными деревянными подлокотниками, которое было в семье еще до рождения Дебби. Стол, обе створки раздвинуты, растянулся почти на всю длину комнаты между ними, ореховый шпон. Горшечное растение с овальными зелеными листьями наклонилось влево в тщетных поисках света.

  На Дебби был черный кардиган поверх черного джемпера и бесформенная черная юбка, закрывавшая колени. Без заметного макияжа. Нейлор задавался вопросом, давала ли она клятвы и если да, то какие.

  — Привет, — сказал он, его голос был странно громким в комнате, достаточно громким, чтобы ее мать услышала его, если бы она стояла за дверью — что почти наверняка так и было. «Дебби. Как ты себя чувствуешь?"

  Она взглянула на его лицо, а затем позволила своей голове упасть.

  "Как ребенок?"

  Теперь она смотрела сквозь левое плечо Нейлора, не мигая.

  «Дебби, малышка…»

  "Она в порядке."

  — Так я могу ее увидеть?

  "Нет."

  «Дебби, ради всего святого…»

  "Я сказал нет."

  «Почему бы и нет?»

  "Так как."

  — Что это за ответ?

  «Единственный вид, который вы собираетесь получить».

  Он стоял вокруг стола, видя, как ее пальцы крепко сжимают подлокотники кресла, сжимая ее тело назад, делая себя настолько маленькой, насколько это возможно. Глядя на него сейчас, страх в ее глазах.

  — Я не собираюсь тебя бить, — сказал он тихо.

  «Лучше не надо. Ты …"

  — Ты знал, что я приду. Вы, должно быть, знали, что я хочу ее увидеть.

  — У тебя забавный способ показать это.

  "Значение?"

  — В смысле, когда ты в последний раз заходил сюда? Когда вы в последний раз хоть сколько-нибудь пытались увидеть свою дочь?

  — Это потому, что если я когда-нибудь это сделаю, эта чертова мать твоя…

  «Не вмешивай в это мою мать!»

  «С удовольствием».

  «Если бы не моя мать…»

  «Мы бы все еще были вместе дома, втроем…»

  "Нет."

  "Да."

  — Нет, мы бы не стали, Кевин.

  "Да."

  «Мы бы не стали, потому что еще пара месяцев, и я был бы в Мапперли, и ребенок был бы на попечении».

  Нейлор отступил назад через комнату, сильно ударившись бедром о стол. «Теперь ты говоришь чертову чушь!»

  — Я?

  — Ты прекрасно знаешь, что ты есть.

  — Ну, спроси у доктора, Кевин. Спроси ее. Знаете, матери нередко впадают в депрессию после рождения ребенка».

  «В депрессии? Ты был …"

  «Понимаете, что я имею в виду? Я был болен, и все, что ты мог сделать, это не ходить допоздна, пить, приходить домой и хлопать по дому, прежде чем заснуть внизу, уходя на работу в той же одежде, в которой ты пришел домой. Ты так и не сделал ничего, чтобы помочь мне, ты никогда не пытался понять…

  "Понимать? Вам нужно быть чертовски Эйнштейном, чтобы понять вас, когда вы находитесь в одном из ваших настроений».

  «О, Боже, Кевин! Ты даже не понимаешь сейчас, не так ли? Вы действительно не знаете. Настроения. Это все, что когда-либо было для вас, настроения. В чем дело, Кевин? Если нет ничего, что я мог бы показать и показать, вроде раны, чтобы показать, что я истекаю кровью, почему ты не понимаешь, что я был болен? Она крепко обвила руками талию, и Нейлор впервые увидел, как она похудела. — Я все еще болен.

  Он неловко выдвинул один из стульев за обеденным столом и сел. В деревянных часах на буфете шумно тикало время. В чем смысл, думал Кевин Нейлор? Я никогда не должен был кончать.