Незнакомец. Шелк и бархат

— Хм, — хладнокровно произнес он. — Я голоден, как волк, что у тебя на ужин? А, привет, Нина. Как тебе здесь, в деревне?

Пока Нина с романтичным вздохом отвечала, что ей здесь оч-чень нравится, я внимательно рассматривала Кристера, сидящего за столом напротив меня.

— Ты знал! И про Нину тоже! Как…

— Пак, дорогая, большая часть моей зарплаты оседает в государственной телефонной сети. В сравнении с Нью-Йорком или Сан-Франциско, минута разговора с Глиндебурном стоит на редкость дешево. Она передавала привет вам всем, особенно Юнасу. Она сказала, что нашла ужасно симпатичного господина, который обещал за ним присмотреть. Когда я сказал ей, что этот ужасно приятный господин отсидел срок за убийство, она сказала, что тут явно какое-то недоразумение и что она готова поклясться, что он не мог застрелить даже самого злейшего врага. Может быть, зашибить в драке, сказала она, но не застрелить. Мне понадобилось восемь минут, чтобы объяснить ей, что он был приговорен шведским судом после скрупулезнейшим образом проведенного расследования, а на девятой минуте она назвала всех криминалистов и судей бездушными людьми и заявила, что гораздо больше доверяет своей интуиции.

— Нинина интуиция говорит то же самое, — заметила я.

— А твоя? Что ты сама думаешь по этому поводу?

— Моя интуиция качается то туда, то сюда, как стрелка барометра в эту переменчивую погоду. Но мне кажется, гораздо важнее, что подскажет твоя интуиция.

— Честно говоря, — медленно проговорил Кристер, — я не склоняюсь на сторону Камиллы и Нины. Но это, возможно, связано с тем, что я больше доверяю нашему суду, чем они. Я считаю, что суд велся корректно и справедливо, исходя из тех данных и тех доказательств, которые имелись на тот момент, в сочетании с его собственным признанием.

— И тем не менее ты так заинтересовался этим делом, когда он написал тебе, что затеял весь этот спектакль с отпуском в деревне, чтобы поближе изучить все обстоятельства. И Эйе, разумеется, был посвящен. А мы, бедные наивные женщины, оказались в стороне от вашего заговора.

— Это было ужасно глупо с нашей стороны, — сказал Кристер и обезоруживающе улыбнулся. — Ты и вовсе оказалась в самой гуще событий — я должен был догадаться, что так оно и будет. Но на самом деле мой интерес к этой истории начался не с письма Хека, я думал над этим случаем, еще когда шло следствие. Хотя я тогда работал в Стокгольмской криминальной полиции и фактически не соприкасался с его дедом. Ну вот, в январе я получил от него письмо. Он вовсе не хотел официального пересмотра дела, он только спрашивал, не смогу ли я, в силу моего знания этих мест и личного знакомства с некоторыми замешанными в этом деле людьми, помочь ему добиться полной ясности. Должен сказать, мне очень неприятна сама ситуация, когда человек, проведя более семи лет жизни за решеткой, все это время хранил искру сомнения в справедливости приговора. И если я могу сделать хоть что-нибудь, чтобы погасить эту искру или раздуть из нее большой пожар, в котором прошлое обратится в пепел, то я постараюсь это сделать. И прежде всего я хочу, чтобы ты дала мне подробнейший отчет. Что здесь происходило в мое отсутствие? С кем ты встречалась? Какие у тебя остались впечатления?

Мой отчет продолжался не только за ужином, но и за черным кофе, поданным после ужина. Юнас, который явно счел нас с Кристером невозможно скучными, нашел утешение в обществе Нины и помогал ей мыть посуду, усердно плескаясь в маленькой мисочке.

— Оставьте одну целую чашку для меня, — попросил Кристер. Затем он раскурил трубку и подвел итог:

— Существует две альтернативы. Первая: что преступник — Эрланд Хёк. Но как убедить его в этом на сто процентов? По второй версии он всего лишь жертва дьявольской интриги. В таком случае кто-то воспользовался его бессознательным состоянием, и этому человеку было особенно на руку, что за его обмороком последовал провал в памяти.

— Но ведь они были одни далеко в горах, — возразила я. — Вряд ли так уж вероятно, что кто-то третий оказался там в тот момент, когда Роберт и он отчаянно дрались.

— Тебе не кажется, что ты немного нелогична? Третий человек в это время находился там же, в избушке.

Для Кристера Вика это была обыденная работа. Не верить никому и ничему. Трезво и хладнокровно оценивать все возможности. Я же почувствовала, как отвратительные подозрения шевелятся в моем мозгу и отравляют мои отношения к людям, с которыми я все это время общалась.

— Агнес…? — прошептала я.

— Да. Агнес. И Лаге Линдвалль был где-то неподалеку.

— А в деревне, — проговорила я почти с отвращением, — жил в то время Наполеон. И Манфред с Лидией, возможно, были там в гостях. И… и Бьёрн-Эрик?

Я считала, что Нина слишком занята мытьем посуды и болтовней Юнаса, чтобы слушать наш разговор, но она вдруг обернулась к нам и сказала терпеливым и нравоучительным тоном:

— Бьёрну-Эрику было одиннадцать лет, когда Роберт погиб. И он обожал своего брата. А вы с вашими инсинуациями…