— Нет, это просто замечательно! — сказала Камилла, вернувшись из Эрвалла. — Кто предложил отпраздновать этот праздник в романтической маленькой деревеньке? Эйе и Кристер. И вот теперь мы сидим здесь, а они болтаются неизвестно где. Но если они думают, что мы будем сохнуть по ним, то они глубоко ошибаются. У нас есть виноградное вино, которое я предусмотрительно закупила в Лённстаде, в нашем распоряжении солнце, сирень и море полевых цветов, и с ними остались двое наших самых лучших и самых верных мужчин.
При этом она поцеловала Юнаса в лобик, а папу в щеку, и ни один из них, кажется, не был огорчен тем, что наша компания так неожиданно уменьшилась.
Вечером дождь снова барабанил в окно. Камилла перебралась в наш дом и устроилась на кровати Эйнара. Мы быстро заснули и сладко спали до тех пор, пока я вдруг не проснулась оттого, что кто-то позвал меня.
Юнас?
Я соскочила с кровати и стала ощупью пробираться в утреннем полусумраке в комнату сына.
Нет, малыш спал и мирно посапывал во сне, как пухленький розовый поросенок. И тут я снова услышала чей-то голос, едва различимый за шумом дождя. Этот звук доносился со второго этажа.
Я взлетела по лестнице и распахнула дверь в папину комнату. Он сидел на кровати и стонал от боли. Его седые волосы, казалось, светились в слабом утреннем свете.
— Пак, скорее, мое лекарство… это… это сердце…
Он задыхался. Я отыскала баночку с таблетками, и он положил в рот одну из них.
Я вспомнила его слова о том, как нелепо добровольно сменить удобства городской квартиры на романтику заброшенной деревеньки. Удобства городской квартиры — это означает, в том числе, что можно в любой момент снять трубку и вызвать врача. При мысли о том, какое расстояние отделяет нас от ближайшего сельского врача, меня прошиб холодный пот.
Я ничем не могла помочь папе. Я сидела у его кровати в полном бессилии, видела, как он мучается, и молилась про себя, чтобы таблетка поскорее подействовала.
Незнакомец
Наконец он откинулся на подушки и прошептал:
— Теперь вроде полегчало. Так было больно, как будто в сердце воткнули нож, а потом боль пошла дальше в руку. Слава богу, теперь уже все прошло.
Вскоре он заснул, а я сидела рядом на скрипучем стуле, завернувшись в одеяло, пока голос Юнаса из комнаты на первом этаже не возвестил о начале нового дня.
Несколько часов спустя папа тоже поднялся с постели, невзирая на мои протесты.
— Мне уже намного лучше, — упрямо повторял он.
Однако я тоже унаследовала от него изрядную долю упрямства, и на этот раз я решила не сдаваться.
— Я отведу тебя в Скуга к доктору Северину, которого ты хорошо знаешь. Я хочу, чтобы он осмотрел тебя. И потом, мы сможем заодно навестить Кристину.
— Даниэль Северин, — проворчал папа, — не может дать мне более сильного лекарства чем то, которое у меня уже есть. И если у Кристины до сих пор температура, то Юнасу лучше с ней не встречаться.
— Юханнес, дорогой, ты все совершенно неправильно понял, — воскликнула Кам, мягко и ласково глядя на него. — Главное не в том, чтобы какой-то человек в белом халате сделал что-то с твоим бедным сердечком, главное, чтобы этот белый халат успокоил нашу дорогую Пак. А Юнас вовсе не подвергнется опасности заразиться всякими мерзкими вирусами — мы с ним останемся здесь. Смотрите-ка, погода проясняется. Денек будет отличный. Я даже думаю, что мы можем прямо сейчас смастерить маленький-маленький зеленый шест[5] — ростом с Юнаса.