Незнакомец в зеркале

Настойчивая мысль начала расти в мозгу Джилл. Газеты были полны историй о неизлечимых больных, мучениках, чьи жены из жалости освобождали их от страданий. Даже некоторые доктора порой признавались, что помогали умереть подобным пациентам. Это называлось эвтаназией – убийством из милосердия. Но Джилл понимала, что убийство всегда остается убийством, хотя в Тоби не было уже ничего живого, кроме этих проклятых глаз, неотступно следивших за ней.

Она перестала выходить из дома и все больше времени проводила у себя в спальне, взаперти. Приступы мигрени возвратились, и она ни в чем не могла найти исцеления.

Газеты и журналы печатали душераздирающие статьи о парализованном комике и его преданной жене, которая однажды уже вернула Тоби здоровье. Все периодические издания гадали только об одном: сможет ли Джилл повторить свой подвиг. Но она знала: чудес не бывает, Тоби никогда не сможет стать прежним.

Доктор Каплан уверен, что больной способен прожить еще двадцать лет. А Дэвид? Нужно, необходимо найти способ бежать из этой тюрьмы.

Это началось в одно мрачное, унылое воскресенье. Все утро и весь день лил дождь, барабанил по крышам и окнам, доводя Джилл до безумия. Она как раз читала у себя в комнате, пытаясь не прислушиваться к бешеной дроби капель, но тут вошла ночная сиделка, Ингрид Джонсон, сухая, негнущаяся, в накрахмаленном халате.

– Горелка наверху не работает! – объявила она. – Я должна спуститься в кухню, приготовить обед мистеру Темплу. Не могли бы вы посидеть с ним несколько минут?

Джилл услышала неодобрительные нотки в голосе сиделки. Та явно считала неестественным и странным, что жена отказывается подходить к постели парализованного мужа.

– Хорошо, – согласилась Джилл и, отложив книгу, прошла по коридору в спальню Тоби. В ноздри ударила знакомая вонь, и в то же мгновение на нее нахлынули воспоминания об ужасных долгих месяцах, когда она боролась, чтобы спасти мужа.

Тоби полулежал на большой подушке. При виде Джилл глаза его внезапно зажглись, ожили, заговорили:

«Где ты была? Почему так долго не приходила? Ты нужна мне. Помоги!»

Словно у этих глаз был голос! Джилл оглядела омерзительное искалеченное тело, улыбающуюся маску смерти и почувствовала, как к горлу подступила тошнота.

«Будь ты проклят! Ты никогда, никогда не встанешь! Ты умрешь! Я хочу, чтобы ты сдох!» – мысленно прокричала она.

И под взглядом Джилл выражение глаз Тоби изменилось. В них отразилось потрясенное неверие и медленно, постепенно начали проступать такая неприкрытая злоба и такая ненависть, что Джилл невольно отступила, поняв, что произошло. Сама того не замечая, она высказала свои мысли вслух.

Повернувшись, она в панике бежала из комнаты.

К утру следующего дня дождь прекратился. Из подвала принесли старое инвалидное кресло Тоби. Дневная сиделка, Фрэнсис Гордон, вывезла его в сад посидеть на солнышке. Джилл прислушивалась к скрипу колес, удаляющемуся по направлению к лифту. Выждав несколько минут, она спустилась вниз и, проходя мимо библиотеки, услышала звонок. Это был Дэвид.

– Как ты сегодня? – нежно спросил он.

Никогда в жизни Джилл не была так рада слышать его голос.

– Со мной все в порядке, Дэвид.

– Я бы так хотел оказаться сейчас рядом, дорогая.

– И я тоже. Я тебя люблю! И хочу тебя! Хочу, чтобы ты обнял меня. О, Дэвид…

Какое-то шестое чувство заставило Джилл обернуться.

Кресло с Тоби стояло почти рядом с дверью, в коридоре, там, где его оставила отлучившаяся куда-то сиделка. Голубые глаза обдавали Джилл убийственным презрением и отвращением. У нее загорелись щеки, словно от ударов по лицу. Эти глаза говорили, кричали, обещая прикончить ее. Джилл в панике уронила трубку, выбежала из комнаты и помчалась наверх, чувствуя, как ненависть Тоби преследует ее, словно некая злобная дикая сила. Весь день она боялась покинуть спальню, отказываясь есть. Только молча, застыв, сидела в кресле, вновь и вновь воскрешая в памяти ужасные минуты. Тоби знает. Он знает. Никогда больше она не сможет встретиться с ним лицом к лицу.

Наконец наступила ночь. Была середина июня, за окном неподвижно стоял жаркий воздух. Джилл широко распахнула окна, чтобы стало хоть немного прохладнее.

В комнате Тоби дежурила сиделка Гэллахер. На цыпочках подойдя к постели, она взглянула на пациента. Как жаль, что бедняга не может вымолвить ни слова! Хотела бы она знать, что у него на уме, и тогда, наверное, смогла бы ему помочь. Поплотнее укутав Тоби одеялом, она жизнерадостно сказала:

– Постарайтесь уснуть! Я позже зайду посмотреть, как вы тут.

Никакой реакции. Он даже не поднял глаз.

«Может, и лучше, что я его не понимаю, – подумала сиделка и, последний раз взглянув на больного, отправилась в маленькую гостиную смотреть телевизор. Сиделка Гэллахер обожала смотреть телеинтервью – ужасно интересно, когда звезды рассказывают о себе: они выглядят такими человечными, совсем как обычные смертные. Она повернула регулятор громкости, чтобы не потревожить пациента.

Но Тоби Темпл и так вряд ли что-либо слышал: мысли его были далеко.