Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен

С наступлением нового земледельческого сезона крестьянину в первую очередь нужно было решить, что именно сеять в предстоящем году[177]. Выбор был богатым. В каталогах семян предлагались сорта риса с заманчивыми названиями вроде «белая борода» и «принцесса-журавль». Разумный хозяин закупал несколько сортов с оглядкой на прошлогодний урожай и старался уменьшить риск за счет разнообразия. По той же причине рекомендовалось чередовать рис с другими культурами: на «хороших» полях сеять пшеницу, на «средних» – сою; там, где ничего больше не вырастет, – неприхотливое просо; повыше в горах хорошо сеять гречиху. Когда план посадок был уже составлен, удача земледельца зависела от правильного выбора срока. Земледельцу полагалось знать, сколько времени вымачивать семена, когда приступать к пахоте, когда высаживать проростки в землю, когда пускать воду на рисовые поля. Крестьянин мог пользоваться календарями и справочниками или просто наблюдать за облаками и прощупывать почву[178]. Грамотные земледельцы вели собственные дневники. Преуспевали те, кто не полагался на милость судьбы.

Однако, когда в 1833 году Цунено переселилась в Осиму, природа спутала все крестьянские планы[179], даже очень грамотно составленные. Сезон дождей с его легкими туманами и затяжными ливнями начался в обычное время, и земля как следует пропиталась влагой. Но с наступлением лета туман не рассеялся. Крестьяне тщетно надеялись на ясную погоду, ожидая, когда ласковое солнце выманит зеленые ростки из раскисшей земли. Вместо этого снова зарядили дожди, и слабые молодые растения много дней подряд провели под водой. В середине лета неожиданно выпал снег и ударили заморозки. Урожай риса оказался втрое меньше обычного. Голодные соседи Цунено – горцы, редко когда видевшие океан, – отправились на побережье и бродили там по колено в воде в надежде собрать хотя бы съедобные водоросли.

Один неурожайный год еще можно было пережить. Чиновники-самураи соглашались повременить со сбором податей; вельможи запрещали гнать саке в своих владениях и вывозить зерно в другие области; города и деревни открывали закрома с запасами риса; богатые купцы раздавали деньги и еду голодающим соседям. Новые родственники Цунено были уважаемыми и зажиточными людьми; наверное, они подавали милостыню нищим и помогали составлять прошения об отсрочке уплаты податей. Семейство с некоторым страхом ждало следующего сева, ведь деревенские бедняки уже потратили все сбережения на еду, и денег на семена и удобрения осталось совсем мало. К счастью, лето 1834 года выдалось сухим и жарким. Но голодающие крестьяне были вынуждены съесть часть проростков, и еще до наступления осени над провинцией нависла угроза голода. В деревнях к востоку от Осимы земледельцы скинулись на покупку риса из городских закромов. Решение оказалось очень мудрым, так как с полей в тот год удалось собрать лишь шестьдесят процентов запланированного урожая.

В следующую зиму соседям Цунено приходилось тоже несладко. Однако тогда все думали, что еще один хороший год вернет жизнь в привычное русло. Крестьяне поглядывали на небо, считали дни и ждали. Весна 1835 года оказалась холодной, снег растаял очень поздно. Земледельцы собрали менее половины от обычного урожая риса, а соя и вовсе уродилась так плохо, что не из чего было делать мисо. Семья Цунено пока не голодала, но готовить стало сложно. Каждая плошка риса, каждая чашка соевого соуса были на счету. Осенью – когда большое и зажиточное деревенское семейство обычно мариновало на зиму около тысячи штук дайкона – ставки были уже высоки. Ошибки, вполне простительные для молодой хозяйки, попавшей на незнакомую кухню, могли оказаться фатальными в год, когда рисовые отруби подскочили в цене, а мисо и вовсе было не достать.

Лишь самые удачливые семьи смогли отметить новый, 1836 год традиционными рисовыми сладостями и саке. Валил снег. Староста деревни Минэ, что в двух милях от Осимы, не находил себе места от тревоги[180]. Больше половины семей в его деревне голодали. Можно было бы поискать дикорастущие овощи, кудзу, тростник и водяной рис, но в начале весны на земле еще лежал толстый слой снега. Из-за позднего таяния собрать свежую зелень вовремя, чтобы предотвратить голод, не удалось бы. Семьям, у которых еще не совсем закончились припасы, нечем было поделиться с соседями. К началу земледельческого сезона у крестьян не хватало денег, чтобы выкупить орудия труда, заложенные еще осенью. Даже если они не съели бы весь семенной рис, все равно пахать поля было нечем. Казалось, половина деревни обречена на голодную смерть.