Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен

Последователи прочих школ буддизма – таких как дзен, нитирэн, сингон – до сих пор смотрят свысока на верующих в Истинную Чистую Землю. Придерживающиеся строгих традиций, согласно которым монах не должен есть мясо и не может познать женщину, они в основном считали, что служители вроде отца Цунено чересчур дорожат земными благами, слишком ценят достаток и усердно предаются суетным удовольствиям. Священники Истинной Чистой Земли имели жен и детей; образ жизни они вели такой же, как их преуспевающие прихожане, причем хороший материальный уровень обеспечивала им собственная паства. Один из обличителей Школы Истинной Чистой Земли писал: «Это воистину секта, и она видит в людях лишь источник наживы»[35]. Но даже те, кто недолюбливал последователей Синрана, обычно признавали силу их убеждений. Верующие в Истинную Чистую Землю, как правило, растили многочисленное потомство, считая детоубийство – явление, довольно распространенное среди сельских жителей, – абсолютным грехом[36]. В некоторых кругах такая позиция расценивалась как достойная восхищения принципиальность. Среди других людей это считалось признаком чрезмерного религиозного фанатизма, если даже не варварством: зачем нужны большие выводки детей, разве они собаки или кошки?

В семье Цунено не все рожденные дети пережили период младенчества, в итоге у ее родителей их осталось восемь. Для их матери рождение детей стало – наравне с пением гимнов и вознесением молитв – частью ее духовного предназначения. Согласно учению их школы, вырастить сына, который станет священнослужителем, или дочь, которая станет женой священника, – это такой великий дар Будде, «пред коим меркнут сокровища трех тысяч миров»[37]. Харума окружала заботой и младенцев, и подрастающих детей, не забывая выполнять свои прямые обязанности жены сельского священника. Каждый день она оставляла подношения с едой и цветами на алтаре перед изображением Будды Амиды. Вела дом, приглашала прихожан на чай, помогала деревенским женщинам. Как хранительница храма, Харума наставляла сыновей и дочерей, объясняя им, что любовь к Богу воплощается в делах, что неукоснительное послушание есть высшее доказательство веры.

Как все крестьянские дети со временем знакомились с молотилками и рыбачьими сетями, точно так же дети Харумы погружались в мир церковной утвари. Их дни были пропитаны запахом благовоний, курящихся на алтаре, и размечены низкими, гулкими ударами колокола, созывающего деревенских жителей в главную комнату храма на молитву. Цунено во время службы научилась перекатывать в ладонях прохладные бусины четок. Запомнила первую и самую главную молитву: «Слава Будде Амиде» (Наму Амида Буцу) – такое мог выговорить даже малыш[38].

За порогом храма девочка познавала тот мир, в котором дети провинции Этиго знали и умели всё. Цунено росла, разговаривая, как и все вокруг нее, на местном диалекте[39]. Зимой, прикрепив снегоступы к соломенным сапогам, она училась шлепать по рыхлому снегу, прокладывая себе дорогу его утаптыванием, а не расчисткой[40]. Весной, когда снег покрывался твердой оледенелой коркой, она могла ходить не поскальзываясь и подсмеивалась над падающими младшими братьями и сестрами. Скорее всего, она лихо играла в снежки, ловко строила снежные замки, умело разводила зимний костер в ямке в снегу, используя в качестве растопки рисовые отруби. Если не она сама, то по крайней мере ее братья точно овладели всей этой премудростью.

Одного из старших братьев Цунено, Котоку, усыновила семья лекаря, жившая в соседнем городе Такаде[41], где стоял замок местного господина. Большинство из двадцати тысяч жителей Такады ютились в темных, узких городских домах, спрятанных под сплошной линией карнизов. Зимой люди залезали на крыши, чтобы очистить их от снега, который затем сгребали на дорогу. К середине зимы эти снежные сугробы становились столь высокими, что с них можно было спокойно обозревать крыши домов и смотреть на горы[42]. Наверное, Котоку учил Цунено залезать на самый верх таких сугробов.