Я выгуливала собаку мадам Эль-Кутуб; это был боксер, хозяйка звала его Бобби-Каторжник и часто говорила, что у него "бандитская морда". Затем я составляла компанию самой мадам Эль-Кутуб за обедом на просторной террасе ресторана "Империала", с видом на озеро. До этого я готовила еду для пса, кормила его в комнате и приводила к хозяйке в ресторан. С четырех до семи я опять гуляла с ним. Потом провожала мадам Эль-Кутуб в казино. Она просиживала там до одиннадцати вечера - как объяснил мне портье, за игрой в баккара. В одиннадцать я встречала мадам Эль-Кутуб у казино и провожала в "Империал". Тут она вручала мне конверт, где я каждый раз находила три стофранковые купюры. И еще голубой листочек с вытесненным в левом верхнем углу адресом:
ЭЛЬЕТТ ЭЛЬ-КУТУБ
1, авеню Маршала Монури
Париж XVI
А поперек листка красовалось написанное ее крупным почерком лишь одно слово: "Благодарю".
В первый день я решила, что это месячная зарплата, и сказала ей, что она может рассчитаться со мной в конце месяца. Но она только пожала плечами и ответила:
- Слушай, малышка, лучше получать плату каждый день. Ты уж поверь моему опыту. Так оно будет надежнее...
Дважды в неделю я сопровождала ее и собаку на такси в Лозанну. Большую часть времени она жила там в отеле "Бо Риваж". Впрочем, с этого года она решила прочно осесть в Лозанне и после нынешнего отдыха в Анси больше не ездить за границу. Она объяснила мне, что Франция и Париж вызывают у нее слишком много воспоминаний. А в Лозанне, по ее словам, время остановилось навсегда, и там ни о чем больше не думаешь. "Старые женщины вроде меня, прожившие несколько жизней, на склоне лет приезжают в Лозанну, чтобы здесь окончить свои дни".
Такси доставляло нас в отель "Бо Риваж", где мадам Эль-Кутуб встречала друзей, с которыми играла в канасту. Я же гуляла с собакой в парке отеля. Миновав теннисный корт, мы шли по дорожке вдоль травянистого склона, где тянулись ряды крошечных надгробий - могилы собак с их кличками и эпитафиями на разных языках - английском, французском, немецком. Судя по датам, эти собаки жили в первой половине века и были родом из многих стран, одна даже из Америки. Значит, в Лозанне кончали свои дни не только женщины, подобные мадам Эль-Кутуб. Собаки тоже.
Ужинала я в отеле в обществе Бобби-Каторжника. В одиннадцать вечера такси забирало нас троих и увозило обратно в Анси. В такие дни мадам Эль-Кутуб платила мне пятьсот франков.
Я привязалась и к ней, и к собаке. Во время наших прогулок в парке отеля "Империал" или в "Бо Риваж" пес изредка останавливался и бросал на меня странный взгляд. Казалось, он не принимает меня всерьез и хочет убедить, что мы с ним оба в надежных руках его хозяйки. Лишь бы только это длилось и длилось. В Анси я часто уводила его часам к десяти вечера на прогулку подольше. Мы с ним шли до Вокзальной площади. На обратном пути мне даже не приходилось брать его на поводок. Видно, он хорошо разбирался в жизни, не хуже, чем сама мадам Эль-Кутуб.
В такси, увозившем нас в Лозанну, она очень мило беседовала со мной, расспрашивала о моей жизни. А однажды потрепала по плечу и с улыбкой сказала:
- Ну, малышка, я вижу, ты сделана из того же теста, что и Эльетт Эль-Кутуб.
Тогда я не поняла, что она имеет в виду. Она объяснила, что мужчины всегда ублажали ее "со всех сторон", и, как ей кажется, меня ждет то же самое, хотя внешне мы совсем разные. В моем возрасте она была блондинкой с изумрудными глазами. Она хотела бы дать мне несколько хороших советов, но боялась, что это бесполезно: со времен ее молодости мир сильно изменился. Мужчины стали какие-то ненастоящие, скупые, подозрительные. И сущие голодранцы. Я поведала ей, что меня интересуют не деньги, а ВЕЛИКАЯ ЛЮБОВЬ.
- Ну, знаешь ли, великой любви деньги не помеха!
Она вдруг задумалась и погрустнела. По дороге в Лозанну шофер такси обычно включал радио. Тем летом часто передавали песенку, которая очень нравилась нам обеим, мадам Эль-Кутуб и мне:
Любовь короче дня, короче дня.
День минул, и любовь оставила меня...
*
Однажды утром, когда я пришла в отель, портье сообщил, что мадам Эль-Кутуб здесь больше не живет. Уехала ночью, вместе с Бобби-Каторжником, без всяких объяснений. Она оставила для меня конверт, а в нем тысячу франков стофранковыми купюрами и крупно выведенное "благодарю".
Меня ужасно опечалил ее отъезд... Странная манера - исчезать вот так, внезапно... Во все последующие дни я много раздумывала о мадам Эль-Кутуб, о ее собаке, о Сильви, о моем отце. Как-то вечером ноги сами принесли меня к вокзалу, а оттуда в кафе на Почтовой улице.