Незнакомцы

Чезу сильно захотелось убежать с этой странной незнакомой улицы. Но теперь их окружало столько людей, что они уже не могли идти кучкой, все вместе. Чез почувствовал, как Эмма взяла его за руку; обернувшись, он увидел, что другой рукой она держит Финна, а Финн, в свою очередь, уцепился за Натали.

– Иди первым, – шепнула Эмма, и Чез кивнул.

Они двигались через толпу вереницей. Не потеряться можно было только в том случае, если крепко держаться друг за друга.

«Если мы выберемся отсюда живыми, я поблагодарю Натали за то, что она шла последней и следила, чтобы Финна не оторвало и не засосало толпой», – подумал Чез.

Очевидно, он ещё не утратил надежды, раз мог подумать: «Если мы выберемся отсюда живыми…»

Вскоре толпа сгустилась настолько, что Чез уже не понимал, куда они идут. Вытянув шею, он мог взглянуть на хмурое небо. Кроме неба, зданий с оранжево-синими флагами и оранжево-синей одежды большинства людей вокруг, ничего не было видно. Поэтому Чез удивился, когда, сделав очередной шаг, наткнулся ногой на мраморную ступеньку. Потом на ещё одну.

– Лестница! – предупредил он Эмму, Финна и Натали. – Поднимайтесь осторожно!

Люди вокруг тоже заговорили. Раздавались возбуждённые голоса:

– …я слышал, она хотела убить всех…

– …пусть получит по заслугам…

– …таких, как она, надо карать по всей строгости…

Чезу стало нехорошо. Они говорили про маму?! Про его маму, которая даже паука не могла прихлопнуть?! Ему захотелось зажать уши Эмме и Финну, чтобы хотя бы им не пришлось это слушать. Но Чез мог только пробираться дальше, вверх по лестнице, – отчасти толпа несла его, отчасти он сам тащил за собой остальных.

Лестница заканчивалась длинной ровной площадкой – а дальше люди протискивались в узкую дверь. Дверь и косяки тоже были мраморными, покрытыми узорной резьбой. На входе Чеза больно прижали лицом к мраморной голове какого-то существа – то ли демона, то ли человека, запечатлённого в момент сильнейшей муки. Но по ту сторону внезапно оказалось много места: Чез увидел огромный, как стадион, зал, постепенно наполнявшийся народом.

«Так, ну вот мы и пришли. Теперь просто найдём маму».

Чез ожидал, что после улицы глазам понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к тускло освещённому залу совета – ну или как там называлось это огромное, украшенное резьбой помещение. Но у него тут же возникла совсем другая проблема: передняя стена громадного зала сияла так ярко, что больно было смотреть. Моргая и щурясь, Чез понял: ослепительный свет исходил от яркого экрана, расположенного прямо напротив входа. Высотой он был в два или три этажа, а в длину занимал, наверное, целый квартал.

Перед экраном торчало что-то тёмное, похожее на помост с креслом. И, кажется, в нём кто-то сидел.

Внезапно экран перестал сиять. Луч света устремился на помост, и ослепительно яркая пустота сменилась увеличенным изображением кресла. Камера поднималась снизу вверх: появились винты, крепившие кресло к полу, потом обтянутые синими джинсами ноги, прикованные к ножкам кресла, потом запястья, соединённые наручниками…

Все было неправильно – винты, кандалы, наручники, даже уединенное расположение кресла. Так сажают преступников, заключённых, людей, которым нельзя доверять.

Всё было неправильно, потому что в кресле сидела мама. Чез понял это задолго до того, как камера достигла её лица. Возможно, он понял это ещё тогда, когда кресло казалось лишь тёмным пятнышком на фоне ярко-белого экрана.

Но тем не менее Чез почти гордился тем, что мама сидит в этом ужасном кресле так спокойно – и даже величественно. Плечи у неё были расправлены, голова высоко поднята, выражение лица спокойное и твёрдое. Эта поза говорила: «Никто не причинит мне вреда». Именно с таким видом мама каждый раз выходила из дому после папиной гибели.

Но Чез прекрасно понимал, что тогда, восемь лет назад, мама просто притворялась. И теперь, конечно, тоже.

Картинка на экране была такой чёткой, что он увидел, как у мамы задрожал подбородок – совсем чуть-чуть. Она утратила власть над собой всего на секунду, но этого хватило, чтобы толпа захохотала и заревела:

– Предательница! Мерзавка! Убить её!

Никто не призвал толпу к порядку. Никто не сказал: «Человек невиновен, пока не доказано обратное!»

Чез шмыгнул носом, потому что его ноздри вновь наполнил мерзкий запах этого параллельного мира. Он чувствовал, что гнев толпы растёт, как живое существо… как голодный зверь. Он и сам ощутил прилив гнева. Что мама могла сказать или сделать, чтобы защитить себя? Как они могли помочь ей?

До него наконец в полной мере дошло значение этого сияющего экрана и кресла на помосте.

– Мы опоздали! – повернувшись, шепнул он Эмме. – Если мы попытаемся спасти маму, все до единого нас увидят!

Глава 43 Финн

«У старших есть план, – твердил мысленно Финн. – У старших есть план. Они знают, что делают. Мы вернём маму».