Незнакомцы на Монтегю-стрит

Я остановилась, пытаясь понять, что она имела в виду.

– Какой звук?

– Как будто звонят колокола или что-то в этом роде.

Я живу в Чарльстоне достаточно долго и потому не обращала внимания на колокола многочисленных церквей, которые звонили по всему городу через каждые пятнадцать минут.

– Это колокола… церковные колокола. У нас так много церквей, что Чарльстон называют Святым городом.

Ее ботинки гулко цокали по тротуару.

– Это как Лас-Вегас, который называют Городом греха?

От меня не скрылось, как моя мать попыталась скрыть улыбку, пока убирала от лица желтую лантану, протянувшую ветку сквозь кованый забор на Ратледж-авеню. Проходя мимо, я заглянула внутрь и увидела ползучий гелиотроп и желтые колокольчики, растущие вперемешку вдоль безупречных кирпичных дорожек. Я вспомнила время, когда единственным цветком, который я могла назвать, была роза. Странно, но неким загадочным образом я превратилась в человека, который возжелал видеть в своем саду глицинии и османтус. Османтус из-за его весенних ароматов, а глицинии из-за пурпурных цветов, украшающих собой старые стены моего любимого города уже в марте. Когда я колесила с моим отцом по всему миру, я всегда помнила глицинию, даже не зная ее названия. Мне кажется, что домой меня привел именно весенний Чарльстон.

– А как называют Лос-Анджелес? – не унималась Нола.

Я перехватила взгляд матери. Мы обе вспомнили, как мой отец называл этот город землей чокнутых.

– Чувствуешь запах жасмина? – спросила я Нолу, пытаясь отвлечь ее.

Она с нарочитым презрением фыркнула:

– Я чувствую запах духов.

– Именно. – Я подняла ветку белых цветов в форме звездочки, цеплявшуюся за низкую кирпичную стену. – Этот?

Упершись ладонями в драные чулки, которыми были обтянуты ее тощие, засунутые в солдатские берцы ноги, и убрав за уши блестящие черные волосы, она наклонилась, чтобы понюхать цветы жасмина. Да, зрелище впечатляло! Я пожалела, что у меня нет с собой фотоаппарата, чтобы потом показать Джеку снимок. Нола глубоко вдохнула, после чего удивила меня, улыбнувшись от уха до уха.

– Ух, ты! Совсем как флакон духов. – Она сердито сдвинула брови. – Что-то я не припомню цветов у нас в Лос-Анджелесе.

Я отметила это «у нас в Лос-Анджелесе», но комментировать ее слова не стала. Мы почти дошли до дома Джулии Маниго, причем Нола шагала без видимой неохоты. Я не хотела давать ей поводов, так как не знала, сможем ли мы с матерью затащить ее на крыльцо, если она вдруг начнет упираться и даже брыкаться. Не скажу, что горела желанием снова войти в дом и пообщаться с его живыми или неживыми обитателями. Впрочем, вспомнив обгоревший ковер и поцарапанные стены в доме моей матери, я поняла: это очередной призрак, которого я никак не могла игнорировать. Может, на этот раз все будет проще, так как я не родственница этим призракам и не имею отношения к тем вещам, за которые они могут цепляться. Иное дело Бонни, но с ней я разберусь позже.

Мы поднялись на крыльцо, но, прежде чем я успела позвонить в дверь, мать схватила меня за руку:

– Ты чувствуешь?

Я кивнула. Как только мы свернули на Монтегю-стрит, по моему позвоночнику пробежали ледяные иглы.

– Это напоминает мне Роуз, – сказала мать, имея в виду последнего призрака, которому мы пытались помочь, хотя сама Роуз яростно этому сопротивлялась. – Помни, Мелли. Мы сильнее их.

Я снова кивнула и позвонила в дверь. Пока мы ждали, когда Ди откроет нам, я украдкой взглянула на Нолу. Она стояла, широко расставив ноги в огромных военных ботинках и решительно вскинув подбородок, словно собиралась ринуться в бой. Правда, я с удивлением отметила, что уголок ее рта чуть приподнят, что очень подозрительно напоминало полуулыбку. Я вспомнила слова Джека о том, как Нола считала музыку любимым чадом своей матери и что в сравнении с музыкой она всегда ощущала себя некрасивой сводной сестрой. Возможно, она примирилась со своим присутствием здесь, решив, что это ее шанс победить в этом соперничестве и в конце концов забыть о нем.

Услышав за дверью шаги, я вновь переключила внимание на дверь, но как только скрипнули засовы, оглянулась на Нолу и увидела Бонни. Та стояла позади дочери точно с такой же улыбкой. На короткий миг наши взгляды встретились, и она исчезла. Я же впервые в моей жизни поняла, что именно призрак пытался сказать мне, не говоря ни слова. За эту короткую секунду я ощутила всю силу материнской любви, со всей ясностью поняла, что она сильнее смерти. Более того, я знала, что Нола это тоже почувствовала. По крайней мере, когда Ди Давенпорт открыла дверь, она без колебаний вошла в дом Джулии Маниго.

– А вы рано! Мисс Джулия это оценит. Она терпеть не может, когда кто-то опаздывает. Входите, прошу вас, – сказала Ди, впуская нас в затхлое фойе. – У меня в гостиной есть печенье. Вы, дамы, можете посидеть там, пока мисс Джулия и Нола удалятся в музыкальную комнату.

Нола испуганно посмотрела на нас. Увидев это, моя мать сочла своим долгом вмешаться:

– Вообще-то, я надеялась присутствовать на ее первом уроке. Ведь если я увижу, как мисс Джулия будет учить Нолу, я потом смогу помочь ей дома.