Незнакомцы в поезде

С последним словом его руки вцепились ей в горло, заглушив возглас удивления. Он тряс ее. Его тело затвердело, как камень, он слышал скрежет собственных зубов. В ее горле послышался хриплый звук, но он держал ее слишком крепко, чтобы позволить вырваться крику. Он повалил ее подножкой на землю. Они упали, не издав ни единого звука, не считая шороха листьев и кустов. Он еще глубже погрузил в ее шею свои пальцы, навалившись на нее всем своим весом, чтобы она не дергалась. Ее горло становилось горячее и толще. Всё! Это ей уготовано им! Ее голова перестала дергаться. Он был уверен, что держит ее достаточно долго, но не ослаблял хватки. Он огляделся: никто не приближался. Когда он отпустил ее горло, ему показалось, что он оставил в ее горле такие вмятины, как в тесте. Затем раздался звук, словно она прокашливалась, и этот звук напугал его, словно мертвая поднималась. Он снова навалился на нее, помогая коленом, и душил ее с такой силой, что большие пальцы, казалось, сломаются. Всю свою силу он излил через пальцы. Неужели этого недостаточно? Он услышал собственные причитания. Она лежала тихая и размякшая.

— Мириам! — раздался голос Кэти.

Бруно вскочил и заковылял в центр острова, затем повернул влево, чтобы выйти к своей лодке. Достав платок, он стал тщательно стирать что-то с ладоней. Слюну Мириам. Потом он бросил платок на землю, но тут же поднял, потому что на нем была монограмма. Он способен мыслить в такой обстановке! Он превосходен! Дело сделано!

— Мириам! — повторил тот же голос с ленивым нетерпением.

А если он не прикончил ее? Эта мысль прозвучала в его мозгу, как выстрел, и он чуть не свалился на берегу. Легкий ветерок застал его у самой воды. Своей лодки он не видел. Он хотел взять первую попавшуюся лодку, но передумал, и затем в нескольких ярдах подальше увидел свою, лежавшую носом на бревнышке.

— Ой, так она без сознания!

Бруно отчалил от берега — быстро, но без спешки.

— Помогите кто-нибудь! — донесся до Бруно сдавленный женский крик. По… помогите!

Паника в голосе передалась и Бруно. Он сделал несколько коротких гребков, затем дал лодке скользить по темной воде по инерции. Чего он боится, ради Бога? Никаких признаков погони.

— Эй! — раздались новые голоса. — Господи, да она же мертва!.. Позовите кого-нибудь!..

Женский крик повис в вышине, и это стало красивым финалом. Так подумал Бруно со странной умиротворенностью и восхищением. Он подошел к причалу неспешно, пристроившись за другой лодкой. Так же неспешно, как он делал всё на свете, он расплатился с лодочником.

— …На острове! — услышал он еще один взволнованный и испуганный голос. — Говорят, мертвая девушка.

— Мертвая?

— Вызовите кто-нибудь полицию!

На причале раздался звук бегущих шагов.

Бруно ленивой походкой направился к выходу из парка. Слава Богу, в нем уже столько выпитого, что он может передвигаться не торопясь. Но трусливый, непреоборимый страх вырос в нем к тому моменту, когда он проходил через турникет. Пройдя, он резко обернулся. Никто даже не смотрит на него. Чтобы успокоить себя, он сконцентрировал мысли на том, что нужно выпить. У дороги стояло заведение с красными огнями, похожее на бар, и Бруно двинулся прямо туда.

— «Катти», — заказал он.

— Откуда ты, сынок? — спросил бармен.

Бруно взглянул на него. Два человека справа тоже посмотрели — на Бруно.

— Мне шотландского виски, — сказал Бруно.

— Здесь вокруг нет крепких напитков, парень.

— Что тут, часть парка что ли? — спросил Бруно чуть ли не в крик.

— В штате Техас не подают крепких напитков.

— Дайте тогда что-нибудь из этого. — И Бруно указал на бутылку хлебной водки, которую распивали мужчины за стойкой.

Один их них налил из своей бутылки и подвинул стакан Бруно:

— Пожалуйста. Если кто хочет выпить такой гадости, то прошу.

Жалко было смотреть, как опускается Техас, но приятно — ощущать его прелести. Бруно предложил заплатить, но мужчина отказался.

Раздался звук приближающихся полицейских сирен.

В дверях появился человек.

— Что там случилось? Дорожное происшествие? — спросил кто-то его.

— Я ничего не видел, — равнодушно ответил вошедший.

Бруно оглядел вошедшего, но ничто в нем не побуждало подойти к нему и поговорить.