Незнакомцы в поезде

Идя следом, он запустил бумажного голубя, которого сложил у киоска продавца воздушных шаров, потом вернулся, купил еще одного, ярко-желтого. Он снова почувствовал себя ребенком, бегающим и размахивающим палкой.

Маленький мальчик, гулявший с родителями, протянул руку к голубю, и Бруно импульсивно уже готов был отдать его, но — не отдал. Мириам с друзьями вышли на ярко освещенную площадку — основание чёртового колеса. Отсюда же был выход на многие другие аттракционы и представления. Над головами тележки американских горок отстукивали та-та-та-та, словно из автомата. В другом месте раздавался звон и гром, когда от удара молота стрелка, фиксирующая силу удара, долетала до вершины. Он подумал, что таким молотом пришиб бы ее с удовольствием. Он присмотрелся к Мириам и трем ее спутникам: не заметил ли его кто-нибудь. Никто не заметил, он был уверен. Он не должен обращать на себя внимания хотя бы потому, что в этот вечер ему, возможно, и не удастся сделать свое дело. Но он почему-то был уверен, что сделает это сегодня. Сложится так, что сможет. Сегодня его вечер. Его обвеял невесть откуда взявшийся прохладный вечерний ветерок. Бруно помахал своим голубком. Ему нравился Техас. Это штат Гая! Все выглядели счастливыми и энергичными. Он дал компании Мириам смешаться с толпой, потом глотнул из фляжки и поспешил за ними.

Они стояли и смотрели на чёртово колесо, и он надеялся, что они решатся прокатиться. Хорошие вещи делают тут в Техасе, думал Бруно, восторженно глядя на колесо. Такого большого колеса он еще не видел. Внутри его помещалась выложенная голубыми огнями пятиконечная звезда.

— Ральф, не хочешь? — визгливо спросила Мириам, кладя в рот сладость.

— А, радости-то. Пошли на карусель?

И все пошли на карусель. Карусель казалась освещенным городом среди темного леса. Среди блистающих никелем столбов, опор и прочих деталей этого сооружения сгрудились зебры, лошади, жирафы, быки и верблюды, присевшие или привставшие, выгнувшие шеи, замершие в прыжке или беге — оттого замершие, что заждались наездников. Бруно стоял тихо, не в силах оторвать завороженного взора от карусели даже для того, чтобы взглянуть в сторону Мириам, и в нем эхом отдавалась звенящая музыка, так и звавшая к движению. Он чувствовал, что ему предстоит испытать старый и милый миг детства, он вспомнил глухое бренчание каллиопи,[7] аккомпанемент шарманки, удары барабана и звон тарелок.

Народ разбирал места, а Мириам и ее друзья всё ели. Мириам запустила руку в протянутый ей Диком пакет с воздушной кукурузой. Вот свиньи! Бруно тоже хочется есть. Он купил франкфуртер, а когда снова взглянул в их сторону, то увидел, что они уже на карусели. Бруно быстро пошарил мелочь в кармане и побежал. Он сел на ту лошадь, какую и хотел — ярко-синюю, с поднятой головой и открытым ртом. Мириам и Дик двигались в обратную сторону, прямо к нему. Они сели на жирафа и лошадь прямо перед ним. Везет же ему сегодня! Сегодня вечером надо играть на деньги!

Заиграли песню, которую любили и он, и мать, Бруно сразу втянул живот и выпрямился, как шомпол проглотил. Он лихо вставил ноги в стремена. Он почувствовал толчок в затылок и воинственно обернулся, но это были два парня, повздорившие между собой.

Карусель медленно двинулась под музыку. Всё быстрее и быстрее. Он выпрямлялся на своем коне, а Мириам все прижималась к жирафу. Мир вне карусели слился в голубом мелькании. Бруно взял поводья в одну руку, как его учили на уроках поло, а в другой держал франкфуртер.

— Йии-хууу! — кричал рыжий парень.

— Йии-хууу! — вторил ему Бруно. — Я настоящий техасец!

— Кэти! — Мириам подалась вперед, и серая юбка обтянула ее округлости. — Посмотри на того парня в клетчатой рубашке!

Бруно перевел взгляд и увидел парня в клетчатой рубашке. Он был немного похож на Гая, подумал Бруно, но, думая об этом, упустил, что сказала о нем Мириам. В ярком свете огней он разглядел, что Мириам вся в веснушках. Она стала казаться ему еще отвратительней, ему даже не захотелось касаться руками ее липкой и теплой плоти. Что ж, у него есть нож — чистый инструмент.

— Чистый инструмент! — торжествующе воскликнул Бруно: всё равно его никто не услышит.

Его конь находился с внешней стороны, а с внутренней было двойное место с лебедями — они пустовали. Он плюнул в ту сторону. Остатки франкфуртера он бросил на ветер, а измазанные горчицей руки вытер о конскую гриву.

Друг Мириам громко подпевал музыке. К нему присоединились все, Бруно тоже. Вскоре запела вся карусель. Если бы еще и выпивка у них была! У каждого должна быть выпивка!

Мириам одновременно с пением старалась положить в рот кукурузу. С открытым ртом она выглядела уродливой и глупой. Она словно была уже задушена, отчего лицо покраснело и налилось. Он больше не мог смотреть на нее. Все еще улыбаясь, он отвел от нее взгляд. Карусель замедляла ход. Бруно понадеялся, что компания прокатится еще разок, но они все сошли и, взявшись за руки, пошли в сторону мигавших на воде огней.

Бруно задержался под деревьями, чтобы сделать еще глоток из фляжки.