Он прибавил воды, нагнулся над ванной и сосредоточил взгляд на никелированной пробке. В следующий момент он потянулся за бутылкой виски, которую он держал в корзине для белья под полотенцами. Когда у него в руке оказался стакан виски с водой, дрожь в теле немного улеглась. Несколько секунд он рассматривал серебристый галун на рукаве своего нового смокинга. Смокинг так ему нравился, что верх он надевал даже в качестве банного халата. Рамка овального зеркала обрамляла портрет молодого человека праздного образа жизни, бесшабашного искателя загадочных приключений, глубокого, сильного, с отменным чувством юмора, деликатными манерами (свидетельством чему стакан, который он держит большим и указательным пальцем, как бы готовясь произнести пышный тост) — молодого человека с двумя жизнями. И он выпил за себя.
— Чарли!
— Минутку, мам!
Он окинул злым взглядом ванную комнату. В ней не было окна. В последнее время это случалось с ним дважды в неделю. Через полчаса после подъема он начинал вдруг чувствовать, будто кто-то коленом давит ему на грудь и душит его. Он закрыл глаза и с силой втянул в себя воздух, потом энергично выдохнул. Тут начало действовать выпитое виски. Оно успокоило его расшалившиеся нервы, словно его ладонью погладили по телу. Он выпрямился и распахнул дверь.
— Я брился.
Мать, в теннисных шортах и блузке, оставлявшей голыми спину и живот, нагнулась над его неубранной постелью и смотрела на разбросанные вырезки.
— А она кто?
— Жена парня, с которым я познакомился в поезде из Нью-Йорка, Гая Хейнза. — Чарли улыбнулся. Ему доставило удовольствие произнести имя Гая. Интересно, да? А убийцу еще не нашли.
— Маньяк, небось, — со вздохом произнесла мать.
Чарли внутренне собрался.
— О, я сомневаюсь. Обстоятельства слишком сложные.
Элси выпрямилась, засунув большой палец за пояс. Легкая пухлость ниже пояса пропала. Какой-то миг она выглядела такой же, какой ее видел Чарли всю ее жизнь до этого последнего года, аккуратную и опрятную с головы до ног, как двадцатилетнюю девушку.
— У твоего друга Гая — симпатичное лицо.
— Это самый симпатичный из ребят, каких я только видел. Жаль, что он втянут в это дело. Он сказал мне в поезде, что не видел жену года два. Он не больше убийца, чем я. — Чарли улыбнулся своей неосторожной шутке, а затем, чтобы загладить ее, добавил: — Между прочим, его жена была той еще оторвой.
— Дорогой. — Мать подошла к нему и взяла его за обшитый галуном рукав. — Ты можешь хоть на время последить за своим языком? Бабушка иногда приходит в ужас.
— Бабушка и не знает, что такое оторва, — пробурчал Чарли.
Элси недовольно охнула.
— Мам, ты слишком много бываешь на солнце. Мне не нравится, когда у тебя такое загорелое лицо.
— А мне не нравится твое такое бледное.
Чарли нахмурился. От вида лба матери, словно покрытого не своей кожей, ему сделалось неприятно. Неожиданно он поцеловал ее в щеку.
— Пообещай мне, — сказала мать, — что пробудешь сегодня на солнце с полчасика. Люди едут в Калифорнию за тысячи миль, чтобы побыть на солнце, а ты сидишь дома.
Чарли опять нахмурился.
— Мам, тебе неинтересен мой друг?
— Мне интересен твой друг, но ты мне почти ничего не рассказывал про него.
Чарли застенчиво улыбнулся. Нет, всё-таки он молодец! Он сегодня впервые разбросал по комнате свои вырезки, потому что был уверен в безопасности своей и Гая. Если он сейчас поговорит с четверть часа о Гае, мать, вероятно, всё равно забудет. И то если есть смысл, чтобы она забыла.
— Ты читала всё это? — Гай кивнул в сторону постели.
— Нет, не всё. Сколько порций в это утро?
— Одна.
— А я чувствую — две.
— Ну хорошо, мам, две.
— Дорогой, опасайся утренней выпивки. Утренняя выпивка — это конец. Я навидалась этих алкоголиков…
— Алкоголик — очень нехорошее слово. — Чарли начал делать круги по комнате. — Я чувствую себя лучше, если выпью чуть больше, мам. Сама говорила, что я становлюсь приветливей и аппетит улучшается. Шотландское виски — это очень чистый напиток. Некоторые согласны с этим.
— Вчера вечером ты выпил слишком много, и бабушка об этом знает. Ты не думай, что она ничего не замечает.
— Насчет вчерашнего вечера лучше не спрашивай, — с широкой улыбкой произнес Чарли и помахал матери рукой.
— Сэмми собирался сейчас прийти. Оделся бы и спустился на корт, посудил бы.
— Сэмми достает меня до печенки.
Мать подошла к двери и с улыбкой, словно не слышала последней фразы сына, сказала:
— Обещай мне, что позагораешь сегодня.