Незнакомцы в поезде

Комната казалась наполненной осязаемым напряженным молчанием. Он оглядел низкие книжные полки, которые соорудил по периметру комнаты, несколько бра с вьющимся по стенам плющом, которые дала ему миссис Маккосленд, пустое плюшевое кресло с настольной лампой рядом с ним, на свои черно-белые наброски над кроватью, названные им "Воображаемый зоопарк", на драпировку, скрывавшую его крошечную кухню. Гай заставил себя подойти к драпировке и отдернуть ее: у него было чувство, будто кто-то поджидает его в комнате, хотя страха он от этого не ощущал. Потом Гай взял газету и стал читать.

Спустя короткое время он уже был в баре и пил вторую порцию мартини. Надо поспать, убеждал он себя, пусть для этого придется выпить в одиночестве, чего он терпеть не мог. Затем он прошел на Таймс-сквер, постригся, а по пути к дому купил молока и пару таблоидов. Написав и отправив письмо матери, он подумал, что надо будет выпить молока, почитать и лечь спать. Если на полу не будет записки с номером телефона Энн. Но, когда он вошел, ее не оказалось.

Около двух ночи Гай встал с постели и походил по комнате. Он был голоден, но есть ему не хотелось. Такой же ночью на прошлой неделе он встал, открыл банку сардин и съел их с ножа. Ночью просыпалась животная свобода, можно было побыть самим собой. Гай вытянул с полки альбом для рисования и стал быстро перелистывать его. Это был его первый нью-йоркский альбом, ему тогда исполнилось всего двадцать два года. Он тогда зарисовывал всё без разбору — здание компании "Крайслер", психиатрическую больницу "Пэйн Уитни", суда на Ист-ривер, рабочих с буровыми молотками, вгрызающихся в скалу. Здесь была серия рисунков зданий "Радио-сити" с заметками на пустых местах, на другой стороне — то же здание с поправками, которые он сделал бы, или совершенно новое здание, основанное на его концепции. Гай быстро захлопнул альбом — потому что альбом был хорош, а теперь Гай сомневался, смог ли бы он сделать так же. "Пальмира" была последним всплеском щедрой и счастливой энергии молодости. Ему хотелось разрыдаться, как не раз бывало с ним за годы после Мириам, но он себя сдерживал до боли в груди, ставшей такой знакомой ему боли. Он лег на кровать, чтобы легче было бороться с болью.

Проснулся Гай, почувствовав в темноте присутствие Бруно, хотя он ничего и не слышал. Он слегка вздрогнул от неожиданности, но не больше, потому что такое явление не оказалось для него сюрпризом. В другие подобные ночи он представлял, как приходит Бруно, и был весьма доволен его воображаемым приходом. Но это действительно Бруно? Гай увидел горящий кончик его сигареты над письменным столом.

— Бруно?

— Привет, — тихо произнес Бруно. — Я воспользовался отмычкой. — В голосе Бруно звучали спокойствие и усталость. — Ты теперь готов?

Гай приподнялся на локте. Конечно, здесь Бруно. Здесь оранжевый огонек его сигареты.

— Да, — ответил Гай, и почувствовал, как его "да" поглотила ночь другая, не такая, как прежние, когда "да" было неслышным, как бы остававшимся в нем. Его ответ разрубил узел в его голове так неожиданно, что ему стало больно. Он сам ждал этого момента, этого ждала и молчавшая комната. И злые существа, обитавшие в этих стенах.

Бруно сел на край постели и скрестил руки на груди.

— Гай, я больше тебя не увижу.

— Согласен.

От Бруно исходил отвратительный запах — смеси сигарет, сладковатого бриолина и перегара, но Гай не отшатнулся. Он ощущал приятное состояние от рассасывания в его голове не поддававшегося распутыванию узла.

— Я старался последние два дня быть обходительным с ним, — сказал Бруно. — Если не обходительным, то вежливым. А сегодня вечером он сказанул кое-что моей матери, когда мы уходили…

— Я не желаю слышать об этом! — прервал его Гай, потому что он не хотел знать, что там сказал его отец, как он выглядел и вообще не хотел ничего слышать о нем.

Некоторое время в комнате стояла тишина. Гай молчал, потому что не хотел ничего объяснять, а Бруно — потому что его заставили замолчать. Бруно противно сопел.

— Завтра мы собираемся в штат Мэн. Уедем до полудня. Мать, я и шофер. Завтрашняя ночь очень подходящая, как и все другие, кроме четверга. Любое время после одиннадцати…

Он продолжал говорить, повторяя то, что Гаю уже давно было известно, но Гай не останавливал его, потому что, знал: он войдет в тот дом и всё сбудется.

— Два дня назад я сломал замок с черного хода. Я был пьян и так хлопнул дверью… Они не будут чинить его, им не до этого. Но если и починят, то… — И Бруно вдавил в ладонь Гая ключ. — Вот, я тебе принес тут.

— А это что?

— Перчатки. Дамские перчатки. Но они растягиваются. — И Бруно рассмеялся.

Гай ощутил в руке мягкие хлопчатобумажные перчатки.

— Пистолет у тебя? Где он?

— В нижнем ящике.