Незримое, или Тайная жизнь Кэт Морли

— Надевайте платье и парик, — командует Робин Дюрран, и в его голосе звучит нетерпение. Он готовит фотоаппарат, снимает крышку с объектива. — Только сначала снимите свое платье. Иначе будет просвечивать.

Кэт на мгновение задумывается, запрокидывает голову и смеется.

— Тише! — шипит Робин.

— Так это костюм? Хотите приодеть меня, сделать фото и заявить всему миру, что я элементаль?

Она снова смеется, не веря своим ушам. На лице у Робина вспыхивает сердитый румянец.

— Сделайте то, что вам говорят. Переодевайтесь! — отрезает он.

— Вы обманщик! Жулик! Вы верите в эльфов не больше, чем я! — насмешничает Кэт.

— Я не жулик! — кричит Робин Дюрран, вскакивая на ноги и возвышаясь над Кэт; от гнева грудь его вздымается, лицо наливается кровью. Его голос уносится в туман и растворяется в нем.

Кэт смотрит на него снизу вверх, нисколько не испуганная.

— Наконец-то я вас поняла, — произносит она спокойно.

Робин делает глубокий вдох:

— Я не жулик. Элементали существуют. Я по-настоящему верю, в самом деле… Даже не верю, а знаю. Это интуиция, а не вера. Они настоящие. Все это по-настоящему.

— Тогда к чему наряжать горничную в парик и фотографировать ее?

— Я… я не знаю. Почему у меня ничего не получилось? Почему они не хотят появляться перед камерой, как прочие существа, лишенные плоти, которые уже появлялись в прошлом…

— Вы действительно верите в них? В эльфов? — Кэт внимательно всматривается в него. Робин кивает. Кэт пристально изучает его, затем мотает головой. — Потрясающе!

— Они сделают мне имя. Это… это непременно сделает мне имя. Так должно быть, — объявляет он.

— Ни разу в жизни не встречала человека, который верит в собственную ложь.

— Это не ложь. И как же тогда викарий? Вы говорите, что его бог — ложь, но он же верит в него.

— Тоже верно, — размышляет Кэт. — Что ж, хорошо, пусть вы обманываетесь так же, как и викарий, если от этого вам будет легче.

— Кэт, Кэт… — Робин улыбается. — Я не обманываюсь. Это мир, слепо занятый своими делишками, не сознает великого порядка вещей… это мир обманывается. И пусть фотография, которую я сделаю, будет в некотором смысле фальшивкой, однако сейчас теософия требует, чтобы ее последователи собрались с силами и несли знания широкой публике. Собрались с силами и просветили бы людей, которые иначе так и умрут, не догадываясь о великих истинах, известных нашим адептам. А я уже понял, что люди предпочитают оставаться в невежестве, если от этого им легче. Они не увидят сути, пока их не заставят. Я заставлю их увидеть суть. Я не оставлю им путей к отступлению, — говорит он с жаром.

— Вы лишились рассудка, — отвечает Кэт учтиво.

— Нет, — возражает он. — Я обрел его. Переодевайтесь. Иначе я расскажу, чем вы занимаетесь, куда ходите, и с вашими прогулками будет покончено, — отрубает он коротко и жестко. — Быстрее. Я могу вас уничтожить, если пожелаю. И не думайте, что меня что-нибудь остановит.

Кэт замирает, взгляд ее делается жестким.

— Сколько деликатности в этой вашей теософии, с помощью которой вы надеетесь меня просветить. — В ее голосе слышится горечь.

Развернувшись к теософу спиной, она снимает рабочее платье и надевает поверх рубашки наряд из кисеи. Он длинный, свободный и такой легкий, что льнет к телу от каждого ее движения. Кэт опускает голову — она видела, как это делали женщины в Лондоне, — и надевает парик. Стоя с опущенной головой, она замечает стрекозу-красотку в каком-то дюйме от своего лица — стрекоза прицепилась с изнанки к светлому листку ириса: синее тело, сверкающие радужные крылья трепещут, согреваясь для полета. «Сколько в мире тайн, сколько скрытой красоты, — думает она. — Все эти прекрасные создания действительно существуют, но только нам этого мало. Вечно мы ищем что-то еще». Парик тяжелый и грозит сползти под собственным весом. Только благодаря заколкам, которыми Кэт подкалывает свои волосы, он держится на голове. Она поправляет его, затем поворачивается к Робину Дюррану. Тот таращит глаза.

— Ну? — спрашивает она.

Длинные волосы обрамляют лицо. Она чувствует их непривычную тяжесть на спине. Совсем недавно у нее были длинные волосы, но, конечно, не такие длинные, как эти. Как же быстро она привыкла к тому, что их нет, хотя, когда ее только обрили, ей казалось, будто ее выставили голой на всеобщее обозрение.

— Вы изумительно выглядите, Кэт, — негромко произносит Робин. — Да. Вы именно то, что надо.

— В таком случае давайте быстрее закончим, — отзывается она.

Робин секунду смотрит на нее, потом хихикает:

— Ничего не получится, если вы так и будете стоять, скрестив руки на груди, моя милая.

— Я не ваша милая. Как, по-вашему, мне еще стоять?

— Да вообще не надо стоять. Танцуйте. Вон там, у края воды, где туман погуще. И снимите туфли.

— Танцевать?

— Танцевать, — отвечает Робин твердо.