— Но почему эти самые духи природы принимают человеческое обличье? С чего бы им являться в образах девушек, пусть с крыльями и некоторыми другими нечеловеческими атрибутами? Если они хранители деревьев и других растений — души этих растений, как раньше говорила Эстер, — тогда они должны бы выглядеть как растения? — спрашивает Амелия, и в ее голосе звучит неприкрытый скептицизм.
Эстер чувствует, как сердце колотится быстрее, от смущения она неловко ерзает на стуле. Она мысленно умоляет сестру умолкнуть. Робин натянуто улыбается, глядя минуту в свой суп, прежде чем ответить.
— Разумеется, потому, что элементали способны проникать в наши мысли, в наш разум, и они принимают ту форму, какую находят там, форму, в которой они могут предстать перед нами и быть понятыми. Форму, которая кажется им прекрасной и которая нам тоже кажется прекрасной.
— Они способны читать наши мысли? — спрашивает Альберт, кажется несколько обескураженный этой идеей.
— Ну, может быть, не очень ясно и разборчиво, однако достаточно хорошо для того, чтобы извлекать из нашего сознания образы и чувства. И наверняка достаточно хорошо, чтобы улавливать эмоции и вибрации внутренних энергий человека, — отвечает Робин, глядя на Амелию так пристально, что та вынуждена отвести глаза.
— Но ведь их поведение явно… служит какой-то определенной цели, разве не так? — спрашивает Альберт, как будто действительно желая объяснить все дамам.
— Конечно. Они действуют исключительно для того, чтобы достичь своей цели: донести поток энергии до своих подопечных. Они передают абстрактные приказы своих старших, дэвов — народа, родственного низшим ангелам.
— Низшим ангелам? В самом деле? — удивляется Амелия, не скрывая недоверия в голосе. — И как же выглядят эти дэвы?
— Я никогда не видел их собственными глазами. Требуется гораздо более высокий уровень посвящения, чем тот, какого я пока достиг, однако в один прекрасный день я надеюсь подняться до него. Те же, кто видел, описывают их громадные размеры и ужасающую силу. Они во многом ассоциируются с силовыми линиями Земли, с могучими энергетическими потоками планеты. Я уверен, что именно образы дэвов лежат в основе наших традиционных преданий о драконах и великанах.
— О драконах? Вот как? — Амелия бросает на сестру веселый взгляд.
— Уверяю вас, никто не разбирается в этом лучше мистера Дюррана, миссис Энтвисл, — настороженно произносит Альберт. На его лице явственно отображается мысленное усилие, в глазах — тревога.
Эстер хочется потянуться к нему, взять за руку, однако за столом это было бы неприлично.
— О, нисколько не сомневаюсь, — отвечает Амелия, иронически поднимая брови.
Робин улыбается тонкой, задумчивой улыбкой, как будто над понятной лишь избранным шуткой.
Эстер отчаянно ищет способ перевести беседу на другую тему, однако Робин заговаривает раньше, чем она успевает что-то придумать.
— Существует немало свидетельств тому, что, несмотря на первичность своей природы, элементали живут жизнью куда более свободной и радостной, чем все человечество, вместе взятое. Цель теософии в том, чтобы восстановить утраченное равновесие, позволить человеку, полностью сознающему свое положение и окружение, жить свободнее, меньше зависеть от повседневности и материального мира, — сообщает он, опуская ложку и складывая руки перед собой на столе. — Джеффри Ходсон, величайший ясновидец, видел ундин — водных элементалей — в Ланкашире. Он заметил их в струях быстро текущего потока. Эти существа — некоторые из них были до двенадцати дюймов ростом — парили в радугах, образовывавшихся из-за водяных брызг, впитывая живительную энергию солнца и воды, пока ее не становилось так много, что они уже не могли ее в себя вместить. Он заметил, с какими усилиями, как сосредоточенно они собирали и удерживали накопленную энергию, пока уже не готовы были лопнуть. И тогда они испускали ее в миг наивысшей эйфории, и их краски переливались, глаза блестели от великой радости и восторга, после чего они погружались в полусонное состояние блаженной неги.
Эстер смотрит в свой суп, на ложку, которая застыла над тарелкой. Она не смеет поднять глаз ни на кого за столом. По щекам расползается густой румянец.
— И какой же вывод мы должны сделать из этого опыта? — холодно интересуется Амелия.
— Наверное, такой, что сдерживая наши… наши природные ритмы… ради социальных норм и правил, мы все дальше отодвигаем себя от уровня элементалей и от божественных процессов в природе, — говорит Робин, и в его голосе нет даже намека на что-нибудь непристойное. — Экстаз ундин, очевидно, питает воды и растения вокруг потока. Ундины же впитывают в себя жизненную силу и воды, и растений, чтобы освободиться от напряжения.
— Вы предполагаете, что… человеческие существа могут достичь подобного состояния? — спрашивает Амелия, хотя Эстер мысленно умоляет ее помолчать.
Робин переводит взгляд с Амелии на Альберта, затем на Эстер, которая, ощущая на себе его взгляд, невольно поднимает голову.
— Я предполагаю… что было бы нелишним попытаться, — говорит он.