– Ну, давайте отметим и эту фамилию… – Монасюк черкнул в блокноте. – Да, связь односторонняя – я не могу пользоваться сотовым…
– Знаю, знаю…
Монасюк изумленно уставился на своего детектива.
– Откуда это?
– Работа такая… – пробормотал Селезнев. – Ну узнал случайно!
– Ну-ну. В общем, я вам на сотовый буду звонить при первой возможности. Встречаемся вечером здесь, консъержку я предупрежу, вот комплект ключей…
– Чего предупреждать? – пробормотал Селезнев. – Анна Кузминична Петравчук, 62 года, а ее сменщица…
– Хватит! – засмеялся Анатолий Васильевич. – Теперь понятно, почему вас в отставку вышибли! Всезнайка!
– Так работа такая, – вздыхая, Селезнев встал и уже через пять минут его не было.
Когда Анатолий ушел из квартиры, он так и не включил телефон.
Именно поэтому Саймон Бейтс, который был госпитализирован в городской больнице Фримена, штат Джорджия, никак не мог дозвониться до московского телефона, который оставил ему дядя Анатоль Монасюк.
Для начала Монасюк поехал к Алиной – сегодня привезут Валерика из «Солнечного», так что семья наверняка была дома.
Он запомнил, что у Лены папа был генералом милиции – упоминала она об этом во время первой встречи, да и в семейном альбоме на человека в генеральской форме обратила внимания Джолианна – а Монасюк случайно услышал.
Так и вышло – Лена была дома, Дима с сыном ушли в магазин. И Анатолий смог не только высказать свою просьбу Алиной, предварительно вручив ей букет роз и раздевшись, но и через полчаса получить весомый результат.
Лена позвонила отцу на работу, объяснила, что ее друг собирает материалы о фестивале молодежи 1957 года и спросила, не знает ли он случайно, кто из МВД (а лучше – из комитета госбезопасности) СССР занимался тогда этим мероприятием.
Генерал Алин не только знал, но и был знаком с этим человеком. От МВД фестивалем занимался его бывший начальник генерал Фролов, ныне находящийся на пенсии. Алин связался с ним, перезвонил дочери домой и сообщил адрес – Рублевское шоссе, строение 57. Там проживает Гуров Степан Евстигнеевич, бывший полковник КГБ, когда-то – начальник отдела по надзору за иностранцами-туристами, к каковым и были причислены в свое время участники международного фестиваля.
Генерал Алин даже сам позвонил Гурову и договорился о встрече его с Монасюком.
– Я вам сейчас служебную машину подошлю, вы подождите у Леночки, чайку попейте, – сказал он взявшему телефонную трубку Монасюку. – А то там – спецрежим, вам попасть на дачу Гурова будет трудно.
Кстати, это не вы тот дядя Толя, о котором мой внук все уши прожужжал?
– Наверное, я, – засмеялся Анатолий. – Спасибо.
Он положил трубку.
– Можно, я позвоню? – спросил он.
Лена Алина в ответ только сделала забавную гримаску.
– Сергей Николаевич, – сказал Анатолий, дозвонившись до Селезнева. – У меня уже кое-что есть, я сейчас поеду за город, а после позвоню вам. Что у вас?
– Да есть вроде один человечек… Должен бы все знать, сейчас ищу к нему подходы.
– Ну, до встречи!
Строения на Рублевском шоссе, конечно, предназначались не для проживания в них простых российских граждан. Размеры домов, участков, помпезность архитектуры, многочисленная охрана.
Однако спецпропуск, которым был обеспечен автомобиль начальника одного из Главков МВД сыграл свою роль. И скоро Монасюк сидел в жарко протопленной комнате дачи, принадлежащей Гурову Степану Евстигнеевичу, бывшему полковнику КГБ СССР.
Уже направляясь на Рублевку, Монасюк решил, что нужно играть в открытую. В сущности – чем он рисковал?
Никакое уголовное преступление не имеет срока давности 50 лет. А необходимость сохранять в секрете имена Сото и Бейтса его теперь уже не волновала – они ведь вроде как уволили его…
Выслушав Анатолия Васильевича, посмеявшись над его версией, что жуткие сны – месть нескольким старикам за «дела давно минувших дней», версию о возможном пересечении на фестивале всех фигурантов Гуров принял благосклонно.
Не смотря на свои чуть ли не 90 лет, Степан Евстигнеевич сохранил в ясности и рассудок, и память.
Кроме того, увольняясь, он забрал домой рабочие журналы. Конечно, подлежало их в соответствии с инструкцией о соблюдении режима секретности сдать в архив, но Гуров пренебрег этим.
– Хочется, знаете ли, – говорил он, доставая из ящиков стола один за другим толстые томики рабочих журналов, – иногда вспомнить что-то, осмыслить, посетовать, что ошибся тогда, не так сделал, как надо бы было… А рабочий журнал – он ведь только для непосвященного – филькина грамота, а для владельца – кладезь информации…
Значит, Гилмори Бейтс, США, скорее всего – студент, и Сейдзе Сото – Япония, тоже скорее всего по линии студенчества… Ну, давайте… Найдем журнал за 1957 год…
Покопавшись, он ловко выдернул из стопки книжку с потускневшим тиснением на ней «1957»» и принялся листать.