Незримое

Я плохо помню, как закончился вечер. Точнее помню все, но это похоже скорее на нарезанные кадры фильма, чем на нормальные впечатления от пережитого на собственной шкуре.

Помню, как ведьму уволокли в лазарет, как папа орал на Ковальчука, Ковальчук — на какого-то лысого мужика в галстуке-бабочке и с пенсне, а лысый мужик — на меня. Потом все внезапно затихли и разошлись по углам, что-то бурча в телефоны. Даже поручик сделал пару звонков, но, хоть он и стоял рядом, по-прежнему сжимая мое плечо, я не расслышала ни слова.

Ну а потом, собственно, я и догадалась, что меня в чем-то подозревают, потому как щуплый пучеглазый лаборант научного отдела, жутко похожий на Сквидварда из «Губки Боба», всучил мне склянку с мутной серой жижей и велел выпить.

Пахло на удивление приятно — кажется, клубникой, — и мозг быстренько откопал нужные сведения о непривлекательном на вид питье со сладким ароматом.

Зелье возвращения.

Еще один продукт наших зеленояичных экспериментаторов. Правда, применяется оно уже не первый год и вполне успешно, разве что с единственным побочным эффектом, доставившим мне той же ночью немало приятных минут в уборной, говорить о которых я не хочу.

Готовится зелье долго и с применением редких и дорогих ингредиентов, так что прибегают к нему только в крайних случаях. Когда надо кого-то отпустить, но убедиться, что этот кто-то благополучно вернется на следующий день — сам и со стопроцентной гарантией. Сама видела, как недовольного подозреваемого, уже стоявшего в очереди на рейс в какой-то там Гондурас, ноги, будто обретшие собственный разум, привели прямиком в управление, только не в наше, а в ближайшее к аэропорту — московское, где я тогда оказалась совершенно случайно. Еще смеялась, дескать, а с самолета он бы тоже сиганул?

И не думала, что когда-либо испытаю действие зелья на себе, но неисповедимы пути…

В общем, после еще одной партии препирательств папы и шефа жижу таки пришлось выпить. Я решила, что лучше добровольно, чем в меня ее зальют. А потом я отправилась домой. Под ручку с отцом. Чувствуя себя распоследней идиоткой и беспрестанно оглядываясь на Яна, который остался что-то обсуждать с Ковальчуком.

Странный вечерок. В кои-то веки у меня не было желания задавать вопросы и что-то выяснять. Я в принципе думать не могла, пришибленная открывшимися перспективами.

Еще помню, что всю дорогу до дома папа бухтел себе под нос, грозясь разнести управление по камешку, сгноить каждого причастного в Гуантанамо — не спрашивайте, почему именно там — и расширяя мой словарный запас шедевральными оскорблениями. Даже пребывая в мысленном вакууме, я оценила образность и точность высказываний.

Ну и последнее, что помню, это как папа втолкнул меня в мою же квартиру — пустую и безмолвную, — пробормотал:

— Ты, главное, не волнуйся. Разберемся.

И ушел в ночь.

Я как-то отвыкла быть не в курсе происходящего непосредственно со мной, но в этот раз, даже останься отец рядом, вряд ли смогла бы внятно сформулировать хоть один вопрос или ответить на чужие. Так что даже не попыталась его остановить. Не попыталась позвонить бабушке или еще кому-то из родни. Не попыталась сама с собой «обсудить», что за хренотень сегодня случилась. И не разволновалась из-за отсутствия Дашки.

Просто прошла в комнату и, не раздеваясь, завалилась на кровать.

А после бессонной ночи, о которой я уже пообещала не говорить, как миленькая собралась и потопала в управление. Когда подействует зелье, ждать не стала — каюсь, любопытно было, не каждый же день ноги начинают жить своей жизнью, но острых ощущений мне в последнее время и без того хватало.

Ковальчук явился в допросную, где меня с удобствами разместили, ближе к полудню. Кстати, там я наконец сумела прийти в себя, встряхнулась и даже сделала кое-какие выводы, которые осталось только подтвердить…

— Ну здравствуй, — как-то излишне устало вздохнул шеф, присаживаясь напротив.

А я, заметив в его руках деревянную коробочку, в каких хранят клятые зеленый яйца — вообще, формального названия у них еще нет, а в документах они значатся как «сдерживающие элементы», — отпрянула:

— Только попробуйте сунуть мне эту гадость — клянусь, нарочно разобью, себя не пожалею, но с вас за два случая подряд тоже шкуру спустят.

Ковальчук только хмыкнул и поставил коробку на стол между нами. Очевидно, ничего мне совать и так не собирались, а с собой прихватили не то для устрашения, не то для отчетности.

— Тебе повезло, — начал шеф. — Химики что-то там недоработали в составе, так что пара визитов к целителям, и у ведьмы даже шрамов не останется.

— Мне повезло? — Я в шоке открыла и закрыла рот.

— Ну да. Адвокат Метельки счел твое присутствие при допросе намеренной провокацией, грозился штрафом в случае увечья.

— Так это тогда управлению повезло, — проворчала я, когда вернулся дар речи.

— Дело в том, — ласково произнес Ковальчук, — что ты и управление, вероятно, в скором времени будете отвечать каждый за себя.

Я почувствовала, как начинают дрожать губы, а на глаза набегают предательские слезы. Сдерживаться сил уже не было.