В ее голосе прозвучало некоторое кокетство, но Юрьев не заметил подвоха. Нина редко строила глазки ухажерам, предпочитая прямоту в общении, которую некоторые считали либо занудством, либо чрезмерной добродетелью.
— Мне сегодня встретился доктор Войнич, — продолжала Нина делиться подробностями утренней прогулки, — не могу знать, откуда он прознал про сглаз и воду с угольками, но он принялся убеждать меня, что в наш век барышне не пристало верить в подобный вздор!
— Вполне обычный случай на водах, — пожала Ольга плечами, — доктора пытаются очернить друг друга…
— Доктор Войнич и мне показался весьма завистливым! — кивнула Нина.
Наша беседа потекла весьма непринужденно. Когда Реброва собралась уходить, Юрьев, как офицер жандармов, робко предложил барышне проводить ее до дома, и это предложение было встречено с благосклонностью.
Вечером мне нанёс визит господин Конов. Разговор оказался весьма неожиданным для меня. Взволнованный гость не сразу начал свою речь, попросив стакан холодной воды.
— Я убил графа, — наконец произнёс он, опустив взор.
Новость, действительно, оказалась весьма неожиданной. Несколько мгновений я молча смотрел на Конова, выжидая, когда он поднимет лицо, очень желая взглянуть в его глаза. Молодой человек не шелохнулся.
— Выходит, вы убили и господина Федулина? — подвел я итог, с трудом скрывая изумление.
Подобная болтовня не вызывала ничего кроме раздражения.
— Нет… Я не убивал господина Федулина… — спешно ответил собеседник, не поднимая взора. — Зачем мне его смерть?
В голосе юноши прозвучало удивление, смешенное с возмущением. Он робко взглянул на меня, будто интересуясь, почему я несу подобный вздор? Встретив мой холодный взгляд, Конов спешно опустил глаза, явно сожалея о своей смелости.
— Любопытно, мне казалось, будто два убийства связаны, — прозвучали мои утверждения.
Конов вздрогнул, подобная мысль явно не приходила ему на ум. Собеседник молчал, хотя, кажется, уже начал терять терпение. Я хладнокровно ждал его ответа.
— Лизанька Белосельская не убийца, — наконец пробормотал он. — Вы подозреваете её, я знаю… Она потеряла серёжку в парке…
Наконец-то Конов сам назвал причину своей болтовни, а я уже полагал, что придется самому заговорить об этом.
— Да, серёжка найдена рядом с телом графа, — кивнул я, — откуда вам стало известно об этой потере? Мы не предали находку огласке.
Тон прозвучал несколько насмешливо. Мой собеседник снова вздрогнул, с трудом сдерживая охватившее волнение, его обычно спокойное лицо раскраснелось, от чего утонченный юноша начал походить на мальчишку-казачка, удравшего от своры деревенских собак.
— Значит, вы, убийца? — переспросил я, не сумев сдержать улыбки.
Конов, тяжело дыша, кивнул.
— Простите, но мне надоел ваш спектакль! — я с трудом скрыл возмущение. — Судя по вашему «признанию», дело обстояло иначе. Решив отомстить обидчице, вы подбросили к трупу потерянную ей сережку. Мне показалось странным, что сразу не обнаружил этой вещицы. Без хвастовства замечу, я очень наблюдателен.
— Не смею сомневаться в ваших талантах! — воскликнул юноша.
— Вы бросили серёжку после осмотра тела и места убийства, — продолжал я, оставив без внимания заверение собеседника. — Но теперь вас замучила совесть, вот и решились на благородный шаг — взять вину на себя…
— Всё верно, — прошептал Конов, весьма удивленный моей логикой, подобного поворота он никак не ожидал.
Стоило больших трудов побороть недостойное желание хорошенько отругать романтического героя, столь внезапно решившегося спасти любимую ценою ложного признания. А вдруг мне пришлось свидетелем великолепной актерской игры, и юнец пытается обмануть меня?
Лицо Конова, уверенного, что теперь он и его возлюбленная вне подозрений, засияло нескрываемой радостью. Неужто он оказался столь никудышным лицедеем?
— Однако я не исключаю вас из списка подозреваемых, — произнес я сурово. — Вдруг, вы разыграли предо мною часть искусной пьесы, желая наигранным признанием отвести от себя подозрения…
Услышанное весьма расстроило собеседника, который мгновенно помрачнел, не смея возразить.
— Я понимаю и не прошу избавить меня от подозрений, — робко пробормотал он, — а Лизанька…
— Вынужден вас разочаровать, игры с серёжкой также не снимают подозрения с барышни, — развел я руками, — увы, мой друг, увы…
— Белосельская не убийца! — уверенно прошептал Конов, сжав кулаки.
Глаза юноши лихорадочно заблестели. Возникло опасение, что он наброситься на меня в порыве гнева.
— Предоставьте мне вести следствие! — мой суровый голос вернул его в чувства. — Простите, но ваши глупости с подброшенной серёжкой и так отняли много времени!
Конов вновь промолчал. Затем, пробормотав слова прощания, неуклюже ретировался. Я погрузился в размышления.
Меня особенно занимал вопрос: почему Аликс не почувствовала опасности, грозящей графу Белосельскому? Её дар ни разу не обманывал!