Незримые

– На предумышленное убийство не похоже, – заметил Маклин. – Мальчик болел? Сбежал из дому?

Соломон почувствовал, как саднят царапины под воротничком, как набухают синяки на спине и боках. Вслух же он произнес:

– Семья отказывается от вскрытия.

– Дрянной расклад, – вздохнул Маклин. – Домыслы еще сильнее распалят народ. В принципе, шериф может настоять на процедуре.

– Может, но вряд ли захочет, – возразил Соломон. – Зачем ему лишние хлопоты?

На другом конце улицы завязалась перепалка: какой-то темнокожий тыкал пальцем в горстку белых, те огрызались в ответ. Двое помощников шерифа поспешили угомонить скандалистов.

– Обе стороны спят и видят, как развязать войну, – констатировал Маклин. – Если ситуация не изменится, только Национальная гвардия сумеет навести тут порядок.

– Вас заботит порядок или торжество справедливости? – нахохлился Соломон.

– Меня заботит твой народ. Поговори с ними, попроси не разжигать смуту.

– Они не мой народ! – вспылил Соломон, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться. – Я не могу указывать им на основании одного лишь цвета кожи.

– Ладно, приятель, остынь.

Но Соломон не унимался.

– Определитесь уже, кто я – черный или агент ФБР? Поскольку обе стороны видят во мне лазутчика. Если меня направили сюда совмещать обе функции, то, боюсь, вы здорово просчитались.

Разговор на повышенных тонах привлек внимание Инголса.

– Проблемы? – осведомился шериф.

– Вы, сэр, ступили на единственную свободную от проблем территорию в городе, – объявил Соломон.

Инголс нахмурился:

– Забавно, сынок. На тебя как раз поступила жалоба.

– Серьезно?

– Ребята говорят, ты нагнал на них страху неподалеку от места повешения.

Взгляд агента выхватил из толпы разъяренную компанию мужчин, чьи лица покрывали свежие ссадины и раны.

– Речь о тех джентльменах? – уточнил Соломон. – Без капюшонов их и не узнать.

Инголс не смутился:

– Полюбились наши леса, сынок? Торчишь там безвылазно.

Соломон прищурился, гадая, куда клонит шериф. Намекает на его причастность или надеется застать врасплох?

– Не пойму, в чем суть претензии. У ребят просто погасли факелы, и они запаниковали.

– И откуда ты такой взялся? – крикнул кто-то из куклуксклановцев.

– А вы, парни, откуда? – хмыкнул Соломон и повернулся к Инголсу. – И вы позволите заезжим смутьянам устанавливать порядки в родном городе?

– Они – не смутьяны, а неравнодушные граждане, – окрысился шериф. – Имеют право.

– Действительно, с законом не поспоришь, – протянул Соломон. – Значит, если сюда нагрянет банда чернокожих – в качестве неравнодушных граждан, разумеется, – вы окажете им не менее любезный прием?

Шериф больше не улыбался.

– Ты ведь здесь, верно?

Специальный агент вклинился между спорщиками, предупреждая конфликт:

– Все, закрыли тему. Мы по одну сторону баррикад.

– Ничего подобного! – прорычал шериф и ткнул за спину Соломона. – А это кто? Вечно шляется за тобой по пятам.

Вопрос относился к Хьюго Блэквуду, направлявшемуся в сторону церкви.

– Неравнодушный гражданин, – бросил Соломон, припускаясь следом.

Соломон протиснулся в последний ряд и опустился на грубо вытесанную скамью с высокой спинкой. Пастор Теодор Эпперт проповедовал со слезами на глазах, фиолетовый воротник облачения вымок и потемнел от влаги. Присутствующие рыдали. Первые три ряда занимало семейство Джамус: родители и восемнадцать детей. Блэквуд зловещим призраком маячил чуть поодаль. Удивительное кощунство, как он только посмел явиться сюда! Соломон ощутил новый прилив ненависти к убийце.

Несмотря на христианское воспитание, Эрл не помнил, когда в последний раз обращался к Богу с молитвами. Сейчас же он молил Господа о прощении. Заступничестве. Молил о помощи.

– Вернон был лучшим из нас, – провозгласил священник.

– Восславим Господа! – вторила паства.

– Вернон был самым безгрешным, самым чистым из нас.

– Восславим Господа!

– Вернон встретит нас в лучшем из миров.

– Восславим Господа!

– Восславим Господа, – запоздало повторил Соломон.

Поминальная служба закончилась. Едва священник спустился с алтаря, его моментально обступили родственники и многочисленные друзья погибшего мальчика. Осязаемая атмосфера горя свинцовым грузом ложилась на плечи. Соломон почувствовал, как болезненно сжимается сердце, а его место занимают пустота и уныние.

Мало-помалу церковь опустела. Народ хлынул на улицу, разделившись на два лагеря. Соломон никак не мог собраться с духом, чтобы последовать за ними. Облокотившись на высокую скамью, он разглядывал висевшее над алтарем распятие, простую деревянную кафедру, двери, обрамляющие неф, зажженные свечи. По дороге к выходу он миновал подножие разветвленной лестницы, ведущей на хоры, откуда доносилось траурное пение органа.

На пороге Соломон обернулся, высматривая Блэквуда. Англичанин шагал по центральному проходу к алтарю. Соломон остолбенел:

– Эй, вы куда собрались?

Вопрос эхом зазвенел под сводами. Вспомнив об органисте, Соломон понизил голос и бросился вдогонку.

– Мистер, кому говорят! Выметайтесь отсюда! – Он схватил Блэквуда за рукав. – Вы достаточно натворили дел. Не усугубляйте.