Незримые

Блэквуд одернул пиджак.

– Моя жена, – произнес он и скрылся в темном подземелье.

Ошарашенная его ответом, Одесса застыла, не зная, что предпринять. Конечно, Блэквуд прав – в схватке с потусторонним существом толку от нее мало, но бороться с ним в одиночку – чистой воды самоубийство.

Из мрака вдруг раздался знакомый голос, зовущий ее:

– Одесса!

Хьюго Блэквуд шел по каменной пещере с низким потолком. За слепым поворотом низкий каменный тоннель расширялся, своды уже не нависали над головой, воздух был не таким спертым. Где-то вдалеке женщина с акцентом произносила заклинание на карибском испанском; усиленный старинной акустикой голос наполнял пространство мощным гипнотическим гулом. Сквозь хоровод многовековой пыли и сажи пробивалось слабое, но отчетливое лиловое сияние.

Речитативу вторило рычание и лязганье зубов. Скрежет когтей по полу. Блэквуд не мог определить, с какой стороны идет звук. Воображение рисовало огромных чудовищ, а эхо нагоняло еще большей жути. Блэквуду представился монстр, чьи размеры многократно превосходили само помещение. Нелепица!

Рычание приближалось, из-за поворота возникли два питбуля с оскаленными клыками. Осатаневшие звери, псы-убийцы. По словам расхитителя могил, владелица салона держала собак, но те убежали.

Теперь понятно куда. Значит, хозяйка где-то неподалеку.

Псы надвигались, под лоснящейся шкурой перекатывались мускулы, из пастей капала слюна.

Блэквуд вытянул руку ладонью вперед, бормоча заклинание против хищников. Их глаза встретились, и Блэквуд принялся медленно вращать ладонью, словно налаживал огромный циферблат. Взгляд питбулей из свирепого стал кротким, оскал исчез, вздыбленные холки разгладилась.

Скованные заклинанием псы не шелохнулись. Блэквуд достал флакончик, выдавил каплю маслянистой субстанции на кончик среднего пальца и, подойдя к собакам, аккуратно нанес жидкость на их губные желобки между ноздрями.

После двух-трех вдохов псы завалились на бок и погрузились в глубокий сон.

Переступив через них, Блэквуд, под нарастающий аккомпанемент заклинания, свернул за угол. Женщина в белой хламиде и белой повязке склонилась над захоронением в известковом грунте, окутанным лиловой дымкой. Холодная мгла трансформировалась в силуэты давно усопших людей; они выстраивались в ряд, сорок с лишним мужчин, женщин, детей, их зыбкие фигуры дрожали, от волос и плеч, как пар от сковородки, поднимался сиреневый дымок и растворялся в затхлом воздухе.

Повинуясь утробному приказу Хуаниты, призраки, витавшие над растревоженными могилами, потянулись к Блэквуду.

Одесса высматривала обладателя знакомого голоса в страхе, что им окажется Эрл Соломон.

– Одесса, милая, это я.

Из тени выступил отец, одетый, по обыкновению, в кардиган поверх оксфордской рубашки; на губах играла приветливая улыбка.

– Папа? – Одесса никак не ожидала увидеть отца, но вместе с тем его появление в катакомбах в самом центре Нью-Йорка воспринималось вполне буднично. Она вдруг успокоилась, расслабилась. – Откуда ты взялся?

Он замер в нескольких шагах от нее и робко улыбнулся:

– Почему ты перестала меня навещать?

Одессу переполняло раскаяние, зато теперь она наконец-то сможет объясниться, высказать наболевшее.

– Не хватило сил. Ты предал своих клиентов. Предал семью. Предал меня… – на последнем слове ее голос дрогнул, но она сумела продолжить: – …меня, ту, что всегда поддерживала тебя. Защищала в суде. Оправдывала перед людьми. А ты выставил нас полными идиотами. Меня особенно. Ты разбил мне сердце.

– Знаю. – Отец осторожно шагнул вперед. – Я виноват. Но ты даже не представляешь, как мучительно и одиноко сидеть за решеткой.

– Извини, папа. Я люблю тебя, очень люблю, но…

– Сумеешь ли ты простить меня? – Отец приблизился еще на шаг и раскрыл объятия. – Пожалуйста.

Блэквуд развернул кожаный сверток, не сводя с призраков глаз, и на ощупь достал ампулу. Силуэты обступали его, хотя их ноги не двигались, они плыли по воздуху, словно облака на ветру. Хуанита натравила их на врага в надежде, что тот воспользуется могущественным заклинанием и растратит все силы на борьбу.

Однако вышло иначе. Блэквуд откупорил ампулу из зеленого стекла, щедро сбрызнул руки раствором оттенка белой розы, потом убрал ампулу на место и сунул сверток в карман.

Потом потер ладони, распределяя жидкость, и воздел руки к восставшим из гроба рабам. С губ срывались фразы на языке Енохианских ангелов. От пальцев пошла золотистая дымка. Блэквуд распахнул объятия, и дымка окутала его коконом медового света. Призраки ускорили шаг и, набычившись, приготовились к атаке.

Содрогаясь всем телом, Блэквуд вбирал в себя истерзанные души. Вместо сопротивления он поглощал их страдания, боль, страх, горечь, ожесточение. Пропускал их агонию через себя.

Хуанита напутствовала свою армию. Отравляла ее тьмой. Злобой.

Нельзя излечить страдающие души, но можно сообщаться с ними, попробовать достучаться до сердец.

Вас эксплуатировали при жизни. Так боритесь после смерти, не дайте злу восторжествовать, внушал Блэквуд.