Незримые фурии сердца

– Вы сказали, она не для пациентов.

– Для выродков я делаю исключение. Так, снимите брюки.

Меня беспокоило, что будет дальше, однако я спустил брюки к лодыжкам и сел на кушетку. Врач подошел ближе, шприц в его руке не сулил ничего хорошего.

– Снимите трусы, – велел доктор Доуриш.

– Может, не надо?

– Делайте, что сказано, иначе я не смогу вам помочь.

Я боязливо помешкал, но затем подчинился его требованию и, пряча глаза, от пояса голый опять уселся.

– Так, я буду называть всяких людей, и мы посмотрим, какой отклик они у вас вызовут, договорились?

– Хорошо.

– Бинг Кросби, – сказал врач.

Я не шелохнулся, но, глядя перед собой, припомнил тот вечер, когда мы с Мэри-Маргарет пошли в кинотеатр «Адельфи» на Эбби-стрит, где опять крутили «Высшее общество»[29]. Подруга моя посчитала фильм отвратительным. Какой же надо быть потаскухой, возмущалась она, чтобы бросить одного мужчину, спутаться с другим, а в день свадьбы с ним вернуться к первому! Никаких моральных устоев! Уж она-то не такая!

– Ричард Никсон, – произнес врач, и я скривился. Прошел слух, будто в 1968 году Никсон намерен баллотироваться в президенты, но я надеялся, что этого не случится. Стоило увидеть его рожу в утренней газете, как у меня пропадал аппетит. – Уоррен Битти, – услышал я и даже вспыхнул.

Я просто обожал этого актера, с тех пор как увидел его в паре с Натали Вуд в фильме «Великолепие в траве»[30]. А годом раньше я был одним из первых в очереди на киносеансы «Обещай ей что угодно» в «Карлтоне». Однако я не смог насладиться воспоминанием, ибо меня вдруг пронзила боль, я вскочил и, запутавшись в спущенных штанах, рухнул на пол, корчась и хватаясь за промежность. Когда я осмелился убрать руки, на мошонке виднелось ярко-красное пятнышко, которого прежде там не было.

– Вы меня укололи! – заорал я, глядя на доктора Доуриша как на полоумного. – Вы ткнули шприцем мне в яйца!

– Именно так. – Врач отвесил легкий поклон, словно принимая благодарность. – Поднимайтесь, Тристан, и мы продолжим.

– Черта лысого! – Я с трудом встал, прикидывая, дать ему в морду или просто смыться. Наверное, я представлял собою комичное зрелище: спущенные штаны, член наружу, от ярости багровая физиономия.

– Вы желаете излечиться или нет? – по-отечески добродушно спросил доктор Доуриш, будто не замечая моих страданий.

– Желаю, но чтоб не так больно!

– Другого способа нет. Мы приучим ваш мозг связывать тягу к мужчинам с нестерпимой болью. И тогда вы будете гнать от себя порочные мысли. Вспомните собаку Павлова. Здесь тот же принцип.

– Я не знаю Павлова и его собаку, но и они вряд ли представляют, каково это, когда тебя колют шприцем в яйца.

– Чудесно, – пожал плечами доктор Доуриш, – живите со своими мерзкими фантазиями. Пусть над вами главенствуют отвратительные греховные мысли. До конца своих дней оставайтесь изгоем. Это ваш выбор. Но заметьте: вы пришли за помощью, я ее предлагаю, а уж принимать ее или нет – решать вам.

Пока я обдумывал его слова, боль стихла, и я медленно вернулся на свое место. Меня трясло, я чуть не плакал, но ухватился за край кушетки и закрыл глаза.

– Очень хорошо, – сказал врач. – Попробуем еще раз. Папа Павел VI.

Мимо.

– Чарльз Лоутон.

Мимо.

– Джордж Харрисон.

Если в приемной ждали другие пациенты, они, я полагаю, сломя голову кинулись прочь, услыхав мои вопли, проникавшие сквозь оштукатуренные стены и грозившие их снести. Когда через полчаса я весь в слезах, еле передвигая ноги, выбрался из кабинета, там не было никого, кроме секретарши, выписавшей счет.

– С вас пятнадцать пенсов. – Она вручила мне квитанцию, и я медленно-медленно полез в карман за деньгами. Но тут дверь в кабинет распахнулась, и я, страшась снова услышать «Гарольд Макмиллан! Адольф Гитлер! Тони Кёртис!», уж было решил уносить ноги.

– Приплюсуйте три пенса за шприц, Энни, – сказал доктор Доуриш. – Мистер Сэдлер его заберет.

– Всего восемнадцать пенсов, – суммировала секретарша, и я, положив деньги на стол, заковылял на свежий воздух.

Неподалеку от торгового центра я сел на скамейку, нашел относительно удобное положение и закрыл руками лицо. Молодая супружеская пара (у женщины уже слегка округлился живот) остановилась возле меня и спросила, не нужна ли какая помощь.

– Все хорошо, – сказал я. – Спасибо за беспокойство.

– Вид-то у вас неважный, – покачала головой женщина.

– Как и самочувствие. Сейчас мне раз двадцать проткнули мошонку шприцем. Это жутко больно.

– Еще бы, – невозмутимо сказал мужчина. – Надеюсь, за такое лечение с вас денег не взяли.

– Я уплатил восемнадцать пенсов.

– Надо же, цена роскошного ужина, – сказала женщина. – Может, вам показаться врачу? Тут вот рядом…

– Так врач это и сделал. Мне бы такси, я хочу домой.

– Поймай такси, Хелен, – сказал мужчина. – Бедняга еле держится на ногах.

Машина подъехала почти моментально.

– Уж так сильно-то не переживайте, – сказала женщина, помогая мне влезть на заднее сиденье. У нее было доброе лицо, и почему-то хотелось выплакаться на ее груди, поведать о своих бедах. – Что бы ни случилось, все будет хорошо.